– Я имел в виду креветок, которых рвет клювами стая голодных визжащих налетчиков.

Она на мгновение задумалась, затем улыбнулась.

– Вроде атакующей прессы? Господи, вот это метафора! Вы не перестаете меня удивлять.

– Я сейчас действительно занят, мисс Денбери, – сказал я. – Простите, мне нужно кое-что сделать.

– Можно мне войти?

– Нет.

Она протянула в мою сторону растопыренные пальцы.

– У меня все руки в креветках, Райдер. Неужели вы заставите меня ехать назад в Мобил с руками, воняющими этими наполовину протухшими креветками? Джентльмены так не поступают.

Я указал рукой под террасу.

– Здесь, рядом со столиком для чистки рыбы, есть шланг. И кусок мыла тоже. Было приятно поболтать с вами, мисс Д.

Она невозмутимо подошла к столику, нашла шланг и принялась мыть руки.

– Вам удалось узнать что-нибудь новое про эту женщину из мотеля? Я слышала, она была монахиней. Дело становится все более таинственным, Райдер, не так ли?

Она следила за моей реакцией. Но я уже знал, что имя Мари Гилбо было обнародовано вчера властями северной части штата, поскольку скрывать его просто уже нельзя. Сегодня во второй половине дня была назначена пресс-конференция. Я сделал вид, что стараюсь подавить зевоту.

– По-моему, эти новости уже каждому известны. Ваш источник снова подбрасывает вам сущие мелочи.

Денбери закончила мыть руки, внимательно посмотрела на висевшее на гвозде грязное полотенце и вытерла их о свои шорты.

– Вы же знаете, что я не могу на это влиять. На ту информацию, которую мне сообщают. Или скармливают.

Она ждала от меня каких-то комментариев. Мне так и хотелось переспросить: Скармливают? Что вы хотите этим сказать? Но вместо этого я потянулся и спросил:

– А где Фунт?

– Фунт?

– Эта ваша мартышка с камерой. Разве ему не положено быть рядом с вами, чтобы фиксировать на видео все самые сногсшибательные новости?

– Его зовут Боргурт Зипински. Он не мой видеооператор, он работает для всей станции. Внештатный сотрудник, правда, на окладе. Как только мне назначат личного оператора на полный день, я умыкнусь из Мобила – только меня и видели. Кстати, – улыбнулась она, направляясь к машине, – может, это вы заставили Борга сделать со своей камерой нечто экзотическое?

Походка у нее была что надо.

– Нам с вами, Райдер, вскоре нужно будет встретиться тет-а-тет, – сказала она через открытое окно, надевая темные очки. – Нужно будет обсудить это маленькое забавное дельце. – Последовала брошенная мне белозубая улыбка. – Без комментариев, верно?

– Без комментариев.

Денбери включила двигатель.

– Вы в этом своем ответе, «без комментариев», очень прогрессируете, можно сказать, превратили его в целое искусство. Искусство. Вот, кстати, еще одно интересное слово.

Она рассмеялась и унеслась, подняв фонтан песка и мелких ракушек.

По дороге в тюремную лечебницу – западнее Монтгомери – меня дважды останавливали за превышение скорости, но оба раза выручал мой полицейский значок. Я добрался туда около часа дня. Круговую монотонность ограждений и витков колючей проволоки нарушал только домик охраны у внешних ворот.

Основное здание представляло собой одноэтажный коричневый прямоугольник из бетона. В первой его трети, с окнами, похожими на щели, находились административные помещения и кухня. В «жилой» секции окон вообще не было. Сбоку располагался небольшой прогулочный дворик – коробка, сверху и по сторонам затянутая густой металлической сеткой. В углу ее, лицом к покрашенной в кремовый цвет стене, спиной ко мне стоял высокий, стройный человек, который, казалось, готовился дирижировать симфоническим оркестром. Услышав звук моей машины, он повернулся. В лице его, как мне показалось, было что-то не так, что-то необычное. Не отвлекаясь на него, я зарулил на стоянку.

У двери меня встретила доктор Эванжелин Праузе. У Вэнжи – это было единственное имя, которое она признавала – в ее почти семьдесят были темные и блестящие, как полированное ореховое дерево, глаза, смотревшие из-под аккуратной челки седых волос. Расслабленной походкой бывшего марафонца она двинулась мне навстречу, и я ощутил рукопожатие, крепкое и твердое, как кирпич. – Приятно вас снова видеть, Карсон. Джереми в последнее время ведет себя вполне спокойно, взрослеет, вероятно. Я рада, что смогла снять с него некоторые ограничения, ему теперь разрешено больше смотреть телевизор, принимать у себя гостей.

Мы шли в ее кабинет по длинному коридору. Через каждые пятнадцать метров на стене располагалась кнопка с надписью под ней «Тревога». Разумеется, к пожару это никакого отношения не имело.

Я уже бывал в этой комнате с высокими потолками и многочисленными полками, прогибающимися под тяжестью книг. На полу лежал все тот же восточный ковер, у двери на стеллаже красовались статуэтки, рисунки в пластмассовых рамках, какая-то замысловатая конструкция, сделанная из ершиков для курительных трубок.

– Вот этого я что-то не припомню, – сказал я, беря с полки увесистую штуковину из затвердевшего пластилина, напоминающую глаз.

– Да, моя выставка творческих работ заключенных периодически пополняется.

Глаз меня не впечатлил. Поставив его на место, я обратил свой взор на короткое стихотворение в рамке, написанное толстым черным карандашом. В нем сбивчиво повествовалось о собаке, морковке и красном небе.

– Вы что-нибудь слышали о людях, собирающих такие вещи в качестве хобби или даже делающих на них бизнес? – спросил я Вэнжи, возвращая экспонат на полку.

– У нас тут периодически появляются коллекционеры, – сказала она, – пытающиеся подговорить наших служащих, чтобы они тайно вынесли им вещи заключенных. И, представьте, их не так уж мало.

– И что вы предпринимаете в ответ на эти попытки?

– В таких просьбах нет ничего противозаконного. Но когда нашим сотрудникам начинают слишком докучать, я, если мне это удается, связываюсь с этими любителями криминальных трофеев и намекаю на судебную ответственность. Наивных это отпугивает, остальные просто смеются.

– Вы слыхали когда-нибудь о человеке по имени Гекскамп?

Подумав, она кивнула.

– Ну конечно, Марсден Гекскамп. Серийный убийца, работавший с бандой изгоев. Коммуна по образцу «семьи» Мэнсона, если мне не изменяет память.

– Что вы о нем знаете?

Она улыбнулась.

– Он умер, не успев посидеть в тюрьме. Когда они находятся снаружи, они принадлежат вам, ребята. Когда попадают сюда – они мои, и могут быть четвертованы только морально.

– Вы никогда не слышали о так называемой коллекции Гекскампа?