Они снова замерли друг против друга. Елена чувствовала себя как мотылек, оседлавший бурю. Движения, намерения, возможности, оружие в руках – все превратилось в некий вихрь, который жил и двигался в самом себе, даже оставаясь в неподвижности со стороны. Она видела и чувствовала свои слабости, воспринимая их как слепые пятна - «Уязвимости» в терминологии Фигуэредо, которые следовало прикрыть верными Положениями, контратакуя меж Направлениями противника.

Барнак опустился еще чуть ниже в стойке, глядя на Елену темными и очень внимательными глазами. Взгляды столкнулись, и женщина вдруг поняла, что может предсказывать намерения и думы юноши по движению его зрачков. Гигехайм крестил ее взором как ранее саблей: быстрый взгляд на ноги – значит, проверяет устойчивость ее позиции; на руку – решил, что противница устала держать не такую уж и легкую саблю постоянно вытянутой; на ключицу – главную цель быстрой рубки. Очевидно, сейчас юноша повторит набег, отразить который будет сложнее, а может и совсем невозможно. Если только не уйти в размен ударами. Если тебя не учили лучшие из лучших. Если ты не скрещивала клинок с величайшим бретером в своем поколении. Если ты не ссыкло, которое всегда убегает и действует лишь от обороны. Если не…

«А хрена бы и нет?!» - подумала фехтовальщица и напала сама.

Высокая стойка, может, и уберегала колени, однако не позволяла широкие, быстрые шаги, а Барнак выдерживал дистанцию, поэтому Елена сделала бесхитростный выпад, но очень глубокий и стремительный, а главное – неожиданный, без колебаний и предварительных маневров. На этом бой и закончился бы, окажись противник чуть старше, чуть медленнее или слабее в ногах. Но сила молодости и хорошая подготовка сказались – Гигехайм ушел от выпада «крабьим» скачком назад. Елена воздержалась от преследования, не забыв учение Фигуэредо: победу приносит математически точная последовательность отточенных действий. А торопливая погоня за шансом дает в итоге лишь пригоршню сырой земли на могилу.

Они снова закружились в страшноватом и одновременно завораживающем танце. Некоторые из проезжавших мимо путников начали останавливаться, приглядываться к бою. Кехана и Пантин молча наблюдали, не выдавая ни словом, ни жестом своих симпатий и надежд на искусство учеников. Если таковые надежды и симпатии, в самом деле, имели место. Поняв, что противник достаточно силен и опасен, Барнак теперь действовал куда осторожнее, надо полагать, решил взять противницу на измор, используя превосходство в силе и выносливости. А Елена уже чувствовала, как у нее, в самом деле, начинает сказываться ключевая уязвимость высокой и длинной позиции – вытянутая рука держала противника на расстоянии, но и быстрее уставала. А Гигехайм, будто поняв это, еще и начал серию горизонтальных батманов-отбивов, стараясь больше нагрузить вооруженную конечность фехтовальщицы.

Женщина обозначила укол и одновременно шагнула назад, воспользовавшись разрывом дистанции, сменила руку. Барнак оставил клинок в правой, так что дуэлянты вернулись к обычному, классическому положению. Наверное, Гигехайм все-таки не амбидекстр, а обычный правша, которого учили владеть обеими руками одинаково.

Сторонних зрителей прибавилось, в основном это были слуги дворян из поезда, однако средь них затесалось и несколько оруженосцев. Елене показалось, что она видит даже знакомую шляпу с бляхой имперского комита, но женщина запретила себе думать о постороннем. Нет ничего за пределами жидкой грязи арены. Есть лишь жизнь и смерть на остриях сабель, в глазах соперника.

Теперь клинки сталкивались гораздо чаще. Маневр, замах, финт. Уклонение. Движение и Положение. Снова и снова. И снова. Танец действий, вихрь позиций, которые изменяются каждое мгновение, никогда не повторяясь. Убийца по имени Хель снова шаг за шагом вытесняла, подменяла собой Елену, наслаждалась каждой секундой боя, копила холодную уверенность и решимость победить - как ростовщик собирает золотые монеты. Несмотря на бешеную работу всего тела, душа Хель была преисполнена медитативного спокойствия, как зеркальная гладь воды. В ней отражалось лишь то, что происходило, а еще то, что могло произойти. Это не имело ничего общего с видениями, которые в прошлом изредка накрывали девушку, поражая (и обманывая!) картинами некоего фантазийного будущего. Чистое знание, шахматная партия, разыгрываемая двумя фигурами и двумя клинками с бесконечными степенями свободы. Главное было – ни в коем случае не дать разуму вмешаться. Видеть, понимать, действовать – но не думать. Быть как водомерка, что скользит, неуязвимая и непотопляемая, перебирая лапками по тончайшему слою поверхностного натяжения.

Барнак был хорош. Да что там, юноша был великолепен, представляя собой совершенный результат годной наследственности, отличной подготовки, воздержания от вина и обжорства, столь часто идущих рука об руку с богатством. Гигехайм действовал саблей не как рыцарь, привычный к доспеху или, по крайней мере, щиту, а в знакомом Елене классически-фехтовальном стиле, когда меч одновременно и атакует, и защищает. Судя по всему, Барнак не пренебрегал наукой презренного «городского» боя, и обращению с легким оружием парня учил какой-то хороший бретер. Юноша целился в основном по ключицам и рукам в сериях косых ударов, защиты брал высоко, острием вниз, движением «от замаха» и, парировав, старался без промедления напасть. Но идеальных воинов не бывает и с каждым шагом, с каждой атакой и отбитым ударом Елена все лучше понимала врага, начинала чувствовать его мелкие, почти незаметные уязвимости.

Шаги хороши, однако не идеальны, легкая просадка в технике, почти компенсированная скоростью. Но все же «почти». Кавалер действует сериями по три и пять ударов, затем старается взять короткую паузу. Вот и предсказуемый ритм, в который можно вписаться, ломая. Рубит очень быстро и сильно… опять–таки почти идеально, и, тем не менее, за исключением быстрых «крестовых» серий, всегда в одном направлении – справа налево. А еще, защищаясь от рубящих ударов со стороны той же вооруженной руки, ставит клинок жестко, острием вверх. Надо полагать, опасается по-настоящему сильной атаки, которая хоть не в полную силу, но продавит защиту и придет в бок, по ребрам. Это не осмысленная реакция, а рефлекс, парень даже не думает, что легкий клинок в не самой сильной руке его блок не сметет.

Они еще какое-то время кружили друг против друга, отдавая должное мастерству оппонента и понимая, что в этом бою ошибаться нельзя - спуску не будет. Елена прокручивала в голове последовательность действий, заводя себя как пружину или, скорее, как механизм вроде фигурной шестеренки, вынуждающий связанные детали исполнить достаточно сложное перемещение. Это было неправильно, комбинации должны рождаться из творческого экспромта, но…

Гигехайм сделал резкое движение, то ли начал новую серию, то ли просто смещался в сторону, но это действие сорвало взведенный