По моим сведениям, Руслан с двумя-тремя особо близкими ему людьми – из числа московских вайнахов – бывает здесь практически ежевечерне, кроме вечера пятницы и субботы. У них тут имеется офис на втором этаже с отдельным входом, где они расслабляются или же перетирают какие-то свои вопросы. Сегодня те места на паркинге, где обычно стоят их тачки, пустуют. Да и другие детали, доступные наметанному глазу, показывают, что ни Руслан, ни его ближнее окружение нынешним вечером здесь не покажутся…

Будь я на их месте, поступил бы точно так же. Версия, которую от безысходности пустили в оборот власти, – прежде всего московские – предназначена для «лохов», то есть – для населения. Понятно, что «косяк» первым делом пойдет на чеченскую диаспору. В такие моменты перебравшиеся в Москву нохчи проявляют повышенную осторожность, и такой опытный волк, как Руслан, здесь, конечно, не исключение…

Надежда хоть чем-то поживиться в этом контролируемом чеченами казино – крупье, бармены, прочая обслуга, включая секьюрити, набранных из числа лиц исключительно славянской наружности, – претерпела абсолютное фиаско. За час с небольшим я спустил десять тысяч казенных рублей. До двадцати процентов от доходов подобных заведений, – помимо того, что идет в местный московский общак тейпа – направляется в Чечню, на поддержку своих соплеменников. Деньги там тратятся на самые разные нужды. Возможно, часть проигранных мною в казино денег пойдет на какие-то благие цели – многие там живут очень трудно, на грани нищеты, хотя и не все, конечно. А может, и на что-то другое: установка фугаса на дороге, где передвигаются федералы, к примеру, стоит от пятидесяти до ста долларов или эквивалент в рублях…

Я видел, как бармен вызвал в зал управляющего. Когда тот подошел, он передал ему конверт, обнаруженный им на стойке. Сверху на конверте были надписаны имя и фамилия истинного владельца этого заведения, и еще там было выведено крупными буквами: «ПЕРЕДАТЬ ЛИЧНО В РУКИ». Управляющий, вопросительно вздернув бровь, открыл незапечатанный конверт и поинтересовался, что там внутри (там лежало фото, надписанное с обратной стороны по-вайнахски, и короткая записка на русском). Он вкруговую обвел глазами игровой зал, соединяющийся через арочный проход еще с одним залом, несколько меньших размеров… что-то накоротке сказал бармену, после чего, прихватив конверт, исчез за дверью, куда посторонним, ясное дело, ход был категорически воспрещен.

«Ну вот и ладненько, – подумал я, делая знак Измайловой, что нам пора уносить отсюда ноги. – У меня есть пара-тройка номеров, по которым можно позвонить этому Руслану. Утром я так и сделаю, зуб даю, что к этому времени конверт с моим посланием будет уже у него в руках…»

Ну вот, стоило мне только мало-мальски упорядочить мыслительный процесс и в какой-то степени придать творящемуся вокруг меня хаосу некое подобие порядка и разумного начала, как рядом появляется некто, из-за кого вся возводимая мною – в уме – конструкция разом превращается в хаотическую и бессмысленную груду обломков.

Измайлова, посетив ненадолго ванную, совмещенную с санузлом, сначала включила все ночники, которые я прежде вырубил, а затем переместилась в холл, где я так комфортно устроился на ночевку, и уставилась на меня.

Ради скуки я тоже стал смотреть на нее. На Измайловой была одна лишь ночнушка выше колена, цвета маренго, полупрозрачная, на бретельках. Я знаю, что Анна – это ее настоящее имя, а Измайлова – оперативный псевдоним, легализованный и подтвержденный массой документов и справок, начиная от свидетельства о рождении и гражданского паспорта и заканчивая университетским дипломом и корочками сотрудника Федеральной службы безопасности. По документам ей двадцать восемь с хвостиком, – наверное, так и есть в действительности – муж, сотрудник «Альфы» в звании майора, погиб три года назад в Грозном (машина, на которой он вместе с коллегой приехал среди бела дня на переговорный пункт, была взорвана фугасом, что же касается наличия детей, то о таковых какие-либо сведения отсутствуют…).

При своем росте сто семьдесят шесть Измайлова имела ладненькую, гармоничную фигурку, так что вовсе не казалась столь уж высокой девушкой. Настенное бра располагается позади нее, так что сейчас на свету ее было видно практически всю, просматривались все изгибы ее крепкого, тренированного, но отнюдь не лишенного женственности тела; на ней, если не считать полупрозрачной короткой ночнушки, были надеты лишь узенькие стринги; крепкая, цилиндрической формы грудь с острыми розоватыми сосками заметно оттягивает легчайший шелк рубашки…

– Ну?! – сказал я, не меняя позы. – Чего ходишь босиком, хочешь простыть?

Должен сказать, что обычно я легко схожусь с женщинами и временами даже не лишен остроумия, но в последнее время, кажется, заметно подрастерял многие из своих лучших качеств.

– Шли бы вы спать, Владимир Алексеевич, – сказала Измайлова, поправив сползшую с правого плеча бретельку. – Вы знаете, сколько времени?

– Ну?

– Уже три часа ночи… Зачем вы пьете столько кофе? Завтра будете себя неважно чувствовать! Пойдемте, шеф, я постелила вам в гостиной на диване…

– Если только с тобой, Анна, – сказал я (черт знает, что на меня нашло), – в одной постели. Знаешь, я в последнее время совсем не могу спать один…

Измайлова, сузив свои зеленые глазки, негодующе фыркнула:

– Вот еще! Если нас свели в пару, то это еще ничего не означает! Тем более что у вас, кажется, и без меня есть к кому обратиться…

Я сварил себе еще одну порцию кофе, потом выключил повсюду свет и вновь засел в свой окоп.

Забавно, вообще-то. Еще и двух суток не прошло, как Шувалов по каким-то своим соображениям свел нас в пару, а мы уже ворчим друг на друга. Так ведут себя люди, прожившие лет эдак десять в браке. Измайлова, наверное, затаила на меня обиду. Около полугода назад у меня уже намечался с ней служебный роман. Дело уже практически доходило до интима… Казалось, вот-вот… Но моему тарану так и не суждено было сокрушить ворота этой крепости (они уже и сами, сдается мне, готовы были отвориться). Мы тогда работали по «оборотням», пытавшимся жестко крышевать одну из самых крупных в стране нефтяных структур. Начальство до поры держало нас с Измайловой в роли пары «джокеров», но произошла протечка, нас вычислили и едва не взяли за ж…у в одном из подмосковных пансионатов, где мы около недели разыгрывали из себя влюбленную парочку (охотились мы, как представители племени кошачьих, исключительно ночью). Измайловой тогда сломали два ребра и продырявили бок, ну а я грохнул пару посланных за ней волкодавов прямо в номере, который мы занимали под вымышленными фамилиями…

В принципе я спас ей жизнь (а заодно, конечно, и себе). Я даже пару раз посещал клинику, где она находилась некоторое время на излечении: приносил ей цветы и все, что полагается в таких случаях приносить. Но потом я исчез из Москвы, хотя и не по своей воле. Мы так и не объяснились с Измайловой, мало того, я ей даже ни разу не позвонил. Понятия не имею, что она обо мне думает. Особенно после того, как Света Кузнецова на ее глазах выбросила со своего балкона мои вещички и обозвала меня долбаным психом. Но одно знаю точно: женщина может понять и простить очень многое, если только другой человек не пытается порвать с ней столь явно и безжалостно, как это попытался сделать я.