Видел ли он боль на ее лице? Как она падала? С какого момента он наблюдает за ними?

Выражение его лица таило нечитаемое послание, код, который лишь она могла разгадать. Он не стоял бы там в ожидании ее проигрыша.

Келани оглянулась на своего кузена, который сразу же встретился с ней глазами. Лереса взяла колышек поудобнее. Он кивнул, дав ей пройти.

Она ждала, пока Седрик подойдет поближе, как всегда, голодным волком, его горящий взгляд подчеркивал этот образ. Она хотела отклониться, но кузен схватил ее за руку и притянул к себе. Он пытался поймать ее в ловушку тяжестью своего тела. Ему явно нравилось сидеть сверху на ней, угрожая игрушечным ножиком и никогда не прикасаясь к ней по-настоящему. Все, что пока могла сделать Келани в знак сопротивления, – изобразить недоумение.

Седрик взял нож. Келани попробовала настичь его своим, но он остановил ее, сжав пальцы и заставив выпустить рукоятку. Оружие упало на землю. Седрик фыркнул, торжествуя. И тогда сестра, воспользовавшись его рассеянностью, высвободила руку и ударила его в ушибленный нос. Кузен отпрянул, схватившись за переносицу.

Он выругался.

Но что ей оставалось? Он сам советовал искать слабости у противника. И делал это упорно, с самого начала ее обучения, не так ли?

Келани обвила его ногу своей. Седрик зашатался. Своим весом она попыталась расшатать его. Соперники упали на землю. Она придавила его руку, потянувшуюся за ножом. Седрик перевернулся, выскользнул из захвата и вскочил.

На этот раз рукоять ножа грозила воткнуться в ее горло.

– Мертва, – повторил он, и кровь текла по его лицу.

Дверь Ракиуса отворилась. Они обернулись.

Лорен хмуро взглянул на кровоточащий нос Седрика и на нож, воткнутый в шею Келани.

Седрик встал. Он потрогал рукой нос и посмотрел на свою кровь. Затем бросил палку, и та звонко отскочила от пола. Каплей ярости больше, и дерево разлетелось бы в щепки.

– Вся в твоем распоряжении, – сказал он, проходя мимо солдата, даже не взглянув на свою противницу.

Лорен подошел к лересе, сидевшей на земле. Она устремила взгляд куда-то наверх, но Лорен не понял, куда именно. Были видны лишь пустые проемы окон.

– В чем дело?

Она отвернулась, сдерживая рыдания. Он склонился над ней.

– Ничего.

Рука задрожала, и револьвер чуть не выскользнул. Она крепко сжала его еще не привыкшей к такой тяжести ладонью. Келани все казалось каким-то странным. Она рассматривала металлический ствол, взвешивая в воздухе.

Лорен обхватил ее кисть и зажал оружие плотнее. Он поправил его положение и сдавил руку, пока пальцы уверенно не обхватили спусковой крючок.

Его руки не признавали слабости. Они были постоянно жесткими и напряженными. В то время как ее ладони казались слишком изящными для стрельбы.

– Твоим оружием дальнего боя будет револьвер, – Лорен повторил слова ее отца. – Я объясню, как он работает, и мы потренируемся на мишенях.

– Это будет моим оружием? – спросила она, не сводя с него глаз и удерживая ствол так далеко от себя, насколько позволяла длина руки.

Лорен покачал головой.

– Не именно этот, – прояснил он. – Твой будет более точным, с выгравированными инициалами на стволе и пулях. Ты получишь его прямо перед Ареной. Барабан будет рассчитан не на шесть пуль, – сказал он, указывая на цилиндр с шестью щелочками для гильз, что выпирал с обеих сторон, – у тебя будет восемь. Количество выстрелов ограничено, по одной пуле на каждого бойца. Он устроен так, что перезарядить его в нужный момент не получится.

– Всего восемь, – размышляла она вслух.

– Да, только восемь, – подтвердил солдат. – Правила следующие: восемь попыток с оружием длинной дистанции или, в противном случае, ближний бой. Сигнальный огонь остается на твоей совести. Но это не проблема. Маловероятно, что тебе посчастливится драться со всеми шестью претендентами.

– Но вероятность такая все же есть, – она проговорила отрешенно.

– Этому не бывать, – уверил он. – Слушай внимательно.

Келани сделала глубокий вдох, Лорен притянул револьвер поближе к ней.

– Это дуло, – объяснил он, обведя указательным пальцем вытянутую трубку, примыкавшую буквой «L» к ручке, которую сжимал ее кулак. – Выступ здесь, – он указал на верх ствола, – называется мушкой, а это, – он провел по задней части рукоятки, – целик, оба должны держать одну линию как можно точнее. Вот этот крохотный рычаг, – он положил большой палец на черный выступ, торчащий ниже целика, – курок. Чтобы выстрелить, нужно спустить его, – показал он, нажимая на него пальцем. Барабан закрутился, – и привести в действие спусковой крючок, – что он и сделал.

Лереса хотела отбросить револьвер, испугавшись предстоящего выстрела, но рука Лорена была тверда.

Грохота не последовало. Комната была так же пуста. Курок вернулся в исходное положение.

Лорен высвободил пистолет из ее руки, положив боком.

– Этот рычаг, – он отметил маленький гребень сбоку, – извлекает барабан, – солдат нажал на него, подтверждая сказанное.

Лорен вытащил пулю из кармана и вставил в одно из отверстий. Он вернул барабан на место, поместив пулю в камору. Солдат вытянул руку вперед. С другого конца стрельбища яблочко мишени глядело на них с вызовом. Он не сдержался: сделал пару шагов в сторону и широко раздвинул ноги. Вцепился в рукоятку обеими руками. Линия, соединявшая мушку и целик, совпала с его взглядом. Лорен повторил все по шагам.

Звук выстрела был оглушающим. Громоподобные раскаты, будто иглами, оглушили уши лересы. Ей казалось, еще немного, и из них потечет кровь. Сердце забилось. Келани невольно прикрыла руками уши. Она задыхалась.

Лорен отсоединил барабан, прочистил его, и пустая гильза упала на землю. В этот раз он зарядил его полностью.

– Надень это, – сказал он, указывая на капу, очки и наушники-глушители.

Келани молча повиновалась. Она не хотела больше слышать этот взрывающий воздух шум. Когда она подошла к Лорену, он отдал ей оружие.

– Твоя очередь.

Она сглотнула.

Келани почувствовала, какой груз лег на ее хрупкие плечи. Она только начала тренироваться, и на нее уже давили. Ей не дали возможности толком освоить что-то одно и уже толкали к другому. Она не привыкла к такой спешке. Ей требовалось время, чтобы переварить все, привыкнуть к мысли, каково это – держать револьвер в руках.

Но оставалась неделя. Всего восемь дней. Восемь дней, чтобы научиться выживать. Восемь дней, чтобы освоить хоть что-то из того, чем Коринтия и Киган занимались каждый день своей жизни. Она не могла позволить себе быть собой, пустив все на самотек, и просто сохранять спокойствие. Она должна была окрепнуть, физически и духовно. Реальность ударит ее под дых еще не раз. Ее характер способен выдержать удары судьбы,