А если к тому же у тебя обыкновенный, отнюдь не идеальный характер, да и у твоих товарищей тоже?..

В зарубежных фантастических романах модно описывать будни разобщенных, озлобившихся астролетчиков, в вынужденном содружестве – или «совражестве»? – мчащихся к неоткрытой звезде. Вряд ли стоит попадать в плен столь мрачных прогнозов. Но тем не менее проблема психологической совместимости существует, никуда от нее не денешься.

На практике люди знакомы с ней издавна. Она вставала в грозной своей прямоте перед поморами, зимовавшими на Груманте, перед моряками «Святого Фоки», перед исследователями Арктики и Антарктики. С ней сталкивались – и сталкиваются – работники высокогорных метеостанций, геологи, экипажи подводных лодок – все те, кто обязан исполнять свой долг в отрыве от повседневного мира.

А предметом научного изучения совместимость стала всего с десяток лет назад. И понятен энтузиазм моих друзей-психологов, провожавших меня на «Ра-1»: семь человек, папирусное судно и океан – вот это эксперимент, не было еще такого!

Словно по заказу тех же психологов, обстоятельства позаботились о том, чтобы эксперимент усложнился дополнительно. Не просто семеро, а семеро, оказавшихся вместе случайно, – сейчас попробую это объяснить.

В Республике Чад строится пробная папирусная лодка. Мастерят ее два брата, африканцы племени будума, Омар и Муса. Братья не знают ни одного из европейских языков, и потому общаться с ними Хейердалу затруднительно, – а тут же вьется их соплеменник, безработный плотник, он говорит по-французски, и когда мастерам настает пора ехать в Египет, Хейердал приглашает не двоих, а троих. Ни о каком плаваньи для плотника речи нет, плыть с нами должен Омар, «прораб», – но вскоре выясняется, что Омар болен, и веселый смышленый переводчик занимает его место. Так в экипаже «Ра-1» появляется Абдулла Джибрин.

Экспедиция Тура Хейердала на лодке «Ра». Тур Хейердал и Абдалла Джибрин на капитанском мостике. Фото Юрий Сенкевич.

«…это был отличный интернациональный хай, в котором итальянская экспансивность удачно сочеталась с мексиканским ядом, американскую же прямолинейность выгодно оттенял, простите, русский фольклор»

(Юрий Сенкевич)

Строительство «Ра» продолжается; среди многих добровольцев-помощников на стапеле трудится египтянин Жорж Сориал, приятель приятеля Тура, Бруно Вайлати. «Приятель приятеля» – да, точнее степень их знакомства с Туром не определишь. Знакомы они без году неделю. Жорж мечется на «джипе» по Каиру, достает канаты, организует закупку хлеба, следит за изготовлением паруса. Он разрывается между министерством туризма, поставщиками, институтами, строительной площадкой – и делает все это совершенно бескорыстно, для него подготовка «Ра» в дорогу – уже приключение, захватывающее, из тех, какие ему по душе. И вот настает вечер, после особенно хлопотного дня, а назавтра ожидается день не менее сложный, и вдруг Тур говорит Сориалу:

– Шел бы ты отдохнуть. Я не хочу, чтобы участник экспедиции переутомлялся.

Жорж изумленно разевает рот – и подписывает контракт.

С Сантьяго – еще неожиданней. Тур немного знал его и раньше, однако членом экипажа «Ра» Сантьяго не являлся до той минуты, пока в его квартире не раздался телефонный звонок: «Послезавтра жду в Касабланке». Оказалось, что Сантьяго, сам того не зная, был дублером Рамона Браво, подводника, фотографа и кинооператора, и надо же такому случиться: Рамон чуть не накануне отплытия лег на тяжелую операцию.

Уже упомянутый Бруно Вайлати тоже должен был плыть с нами; Вайлати, кинопродюсер, оператор и ныряльщик, был одним из первых, с кем Тур договорился об участии в экспедиции. Но Вайлати не отпускали дела, и тогда он порекомендовал вместо себя известного журналиста и еще более известного альпиниста Карло Маури. Так что и Карло пришел «по замене».

Вплоть до последних дней Тур, можно сказать, не знал, кто с ним поплывет! Ситуация, казалось бы, немыслимая в практике подготовки подобных предприятий!

Но Тур нисколько этим не смущался. И не скрывал, что такой разгул случайностей как нельзя более совпадает с его планами.

Он ведь поставил себе задачей исходить не из лабораторных, а из житейских обстоятельств. И сознательно не желал ничего искусственно организовывать и предвосхищать.

В обыкновенной, будничной жизни человек не сидит под стеклянным колпаком, не выбирает себе соседей и сослуживцев – а Хейердал стремился доказать, что именно обыкновенные, отнюдь не особенные люди могут и должны в самых сложных условиях действовать сплоченно и дружно.

Он пошел еще дальше. Решил собрать на борту «Ра» представителей различных рас, приверженцев различных, очень несходных мировоззрений – и продемонстрировать таким образом, что люди, живущие на одном земном шаре, если они зададутся общей, одинаково важной для всех целью, вполне могут конструктивно договориться по любому вопросу.

Наши первые дни в Каире и особенно в Сафи сложились так, что каждым часом, каждой секундой своей, казалось, убедительно подтверждали Турову правоту.

Все семеро освоились моментально: потаскали связки папируса, посвязывали канаты, собрались в гостинице поужинать как следует, выпили водки, закусили икрой – и вот уже нам чудилось, что мы знакомы давным-давно, что ни на одном судне за всю историю мореплаваний не было такого дружного, жизнерадостного, по всем статьям превосходного экипажа.

И, конечно, мы ошибались, думая, что знакомство состоялось. Напротив, оно едва начиналось, нам еще предстояло выяснить, что же нас объединяет, – а пока что нас объединяла, во-первых, радость по поводу того, что участвуем в увлекательнейшем путешествии, и, во-вторых, сам Тур.

Хейердал и формально был нашим общим руководителем, шефом, командиром и капитаном. Но, кроме того, от него к каждому тянулись самые разнообразные нити.

Норман видел его лишь однажды на Таити, а Сантьяго – в Москве.

Для Карло он был авторитетным ученым.

Абдулла на Тура чуть не молился: сколько чудес он, Абдулла, увидит, он поплывет по морю, которое, оказывается, все соленое, все-все, до последней капли, и посмотрит на китов, немножко похожих на бегемотов, и будет богатым, уважаемым, и все это благодаря Туру, благодаря его странной идее покататься по океану, как по озеру Чад!

Тур, кстати сказать, всячески оберегал его восторженное состояние, стремился к тому, чтобы африканец чувствовал себя раскованно, – и, замечая дружеское внимание к себе, Абдулла радовался еще больше.

Жорж, много слышавший о Туре от Бруно Вайлати, страшно гордился тем, что нежданно-негаданно стал членом экипажа «Ра». Но не ронял собственного достоинства и при случае старался показать «этому норвежцу», что и египтяне не лыком шиты. Лез в огонь и воду, без устали нырял, таскал, привязывал, грузил – и косил глазом в сторону Тура, и расцветал от его похвалы.