Дальше была обычная суета. Платье для Жанны, костюм для Егора, мебель для комнаты, «косметический» ремонт, выбор обоев, составление списка гостей и меню свадебного стола.

Накануне свадьбы подружки Жанны помогали ей развешивать занавески и раскладывать салфеточки в комнате, а одна из них, белобрысая Леночка — маленькая, юркая, как мышь, отправившись на кухню относить вазу, столкнулась с Егором. Об их разговоре сын рассказал отцу в тот же вечер.

Когда Леночка, протиснулась вслед за ним на кухню (которая и в академической квартире была не слишком большой), Егор, пребывавший в прекрасном расположении духа, взял из корзины яблоко и начал его грызть.

Он помог растерявшейся Лене найти место для вазы и шутливо спросил:

— Ну как там супружеское гнездо? Вьете?

— Вьем, — охотно подтвердила Лена, — вьем… Какая у вас чудесная мебель, посуда и ковры! Просто красота! Впрочем, чему я удивляюсь… Конечно же, родители Жанны перед отъездом ей все самое лучшее оставят…

— Перед каким отъездом? — тут же напрягся Егор.

— Ой! — Леночка зажала себе руками рот, — проговорилась…

Но Егор уже понял: не проговорилась, сказала именно то, что хотела сказать… И другое понял: на кухне Лена появилась не случайно, знала, что он там будет…

— Ладно уж, говори, раз начала. — Егор не выказал любопытства, понимал: раз уж она начала говорить, выложит все до конца…

— Понимаешь, Егор, — начала Лена, как бы подыскивая подходящие слова…

Он был уверен — на самом деле ей это не нужно. Наверняка заранее продумала свой текст.

Егор поспешил ее подстегнуть:

— Лена, короче, сейчас сюда могут прийти…

И Лена, как будто решившись, выпалила одним духом:

— Родители Жанны осенью уезжают в Америку. Навсегда.

Егор сначала решил, что это шутка. Рассмеялся:

— Да кто их пустит в Америку? Из России? Евреев? В 1955 году?

Потом оказалось, что пустят. Очень даже пустят. Какие-то родственники с мировым именем, деньги, заинтересованность чиновников высшего и низшего уровня в обеих странах — в общем, что-то такое, что работает при всех режимах и во всех государствах…

Александр Николаевич вспоминал, как за два дня до свадьбы он стоял в центре прихожей и орал на своего сына:

— Ты нас обоих решил погубить, и себя и меня? Это ж надо такое придумать — найти жену, у которой родители — предатели родины, да еще еврейку!!! Все, кончилась и твоя, и моя карьера… Будешь на заводе работать! Да какое там! У тебя же руки из задницы растут! Полы мыть будешь, академический сынок!

Егор чуть не плакал:

— Папа, пойми, она же меня любит! Даже с родителями ехать отказалась, чтобы только быть со мной…

— Любит! — шипел Александр Николаевич, — любила бы, давно бы сама тебе все рассказала, а не ждала до свадьбы. Чтоб ты, блин, дурак, вначале женился — а уже потом узнал, что перспективы у тебя, как у жеваной промокашки!

— Папа, она боялась — робко пытался защитить Жанну Егор…

— Боялась… — не унимался Иванов. — Любящей женщине за твою жизнь и судьбу бояться надо. Она первая должна была уйти, чтоб тебе жизнь не портить… Гуманистка хренова…

Александр Николаевич орал, а сам косился на Егора. Почему-то ему казалось, что сын вот-вот стукнет кулаком по столу и произнесет что-нибудь патетическое, типа:

— Отец, я взрослый человек, и все в своей жизни буду решать сам!

Конечно, он выгонит их из дому, и они будут годик-два слоняться по общежитиям, перебиваясь с хлеба на воду. Но жизнь идет своим чередом, и когда-нибудь они помирятся. И все будет не так уж страшно. Жанна станет Ивановой, найдет себе какую-нибудь «безобидную» работу, где связь с родственниками за границей не будет так бросаться в глаза… В конце концов, они что-нибудь придумают…

Александр Николаевич ждал от Егора подобных слов, но Егор молчал. И тогда ему самому пришлось произнести напрашивающуюся по закону жанра фразу:

— Чтобы я ее больше не видел, не смей с ней больше встречаться…

Егор лишь горько, сквозь слезы процедил:

— Ладно…

Больше Жанна в их доме никогда не появлялась…

Александр Николаевич должен был бы радоваться, что сын послушен его воле, но он не был доволен. Что-то омерзительно липкое, неприятное осталось у него в душе после этой истории. Иногда ему казалось, что он сломал сыну характер, заставил отказаться от предназначенной ему любви. В другие минуты он злился на сына за то, что тот оказался так омерзительно слаб и не смог пойти против воли отца. Он, Иванов, в той ситуации должен был, просто обязан был поступить так, как поступил. Он не имел права благословлять сына на такую авантюру, как женитьба на Жанне. А вот Егор… У него-то был выбор! Александр Николаевич был уверен, что, окажись он в возрасте и ситуации Егора, ни за что бы не поступил так, как поступил его сын…

Потом Егор женился на Лене, той самой белой мышке, рассказавшей ему «всю правду» о Жанне. С тех пор, сидя за обеденным столом, Александр Николаевич всегда невольно сравнивал суетливую, «вечную девочку» с красавицей Жанной и думал, какие бы красивые у него были внуки, если бы она была их матерью…

Нет, Жанна не пропала… Она скорее всего даже выиграла из-за того, что не стала женой Егора. И может быть, именно эта история сделала ее более рассудительной и циничной, добавив шарма ее удивительной красоте…

Много лет спустя Иванов видел ее в Лос-Анджелесе. Специально нашел, встретился… С тех пор они не теряли друг друга из виду — раз в год поздравляли с праздниками и днями рождения. Он чувствовал свою вину, а Жанна, у которой все сложилось хорошо, не держала на него зла — он был интересен ей как человек и напоминал о покинутой родине и юношеской ностальгии. Конечно же, Егор об этом не знал…

Сын сильно изменился с возрастом: тонкие черты обрюзгли, фигура располнела. Из красавца, каким он был в юности, Егор превратился в импозантного, но в общем-то вполне заурядного субъекта средних лет с чиновничьей внешностью. Чем-то он даже стал напоминать суетливую и невзрачную Леночку…

Именно после истории с Жанной отец стал медленно, но неуклонно садиться сыну на шею. Почувствовав природным инстинктом старого вожака, что молодой самец ему не опасен, он стал постепенно «выкачивать» из сына то, чего не хватало ему самому — энергию, физические силы. Как-то незаметно Егор превратился для отца в дополнительный «аккумулятор». Отлично управляя его интересами и потребностями, Александр Николаевич считался с мнением сына даже меньше, чем в юности. И каждый раз, когда у него это получалось, когда он умудрялся в очередной раз повернуть судьбу сына так, как ему хотелось, он на него злился. Злился за то, что тот оказался настолько пустым, мелким и беспомощным, ничуть не похожим на него самого…