Доминик удивленно поднял брови и склонил голову к правому плечу.

«Да, в том числе, китайский и русский. Но разве он кому-нибудь об этом говорил? И читал он «Персея и Ариадну» чуть ли не на древнегреческом, чтобы уловить все тонкости изложения. Чтобы переработать ее, и сделать своего «Минотавра», не теряя не только главных философских мыслей, но и тонких эмоциональных нюансов. Но разве кто-нибудь об этом знает? Его надо вытаскивать отсюда. Ему надо помочь поверить в себя. У него противоречивая натура и податливая, очень хрупкая психика. Его матушка деспотична. Она заставила его поверить, что сам по себе он ничто. Лишь ее постоянная опека дает ему страховку. Так он привык выполнять, что требуются, даже вопреки своей воле. И делать, что ему нравится, украдкой и без веры. Просто потому что не может иначе. Он очень одинок. Если ты станешь для него другом и наставником, в чем я не сомневаюсь, тебе ничего не будет стоить заставить это древо приносить щедрые плоды. Это непросто, но ты сможешь». – Орландо перевел дух и глотнул хереса из рюмочки.

Ароматный дым его сигары приятно щекотал нос Доминику. Он помолчал немного, переваривая информацию. Утвердительно кивнул своим мыслям и вслух сказал:

– Хорошо. Тогда мне придется встретиться с его матерью, потому что мальчику надо валить в Лос-Анджелес. Честно признаться, я рассчитываю, что на первых парах он будет писать сюжеты для сценариев к телефильмам или, скажем, попробует театральные пьесы. Поэтому завтра я иду к ним на репетицию, посмотрю, что собой представляет его «Минотавр».

– Но завтра ведь воскресенье?

– Ну и что. – Пожал плечами Доминик. – Если ему удастся заставить студентов работать в выходной, тем лучше.

– Только я попрошу тебя, Доминик. Ты перфекционист, вечно требуешь от всех совершенства и бываешь просто невыносим. Пожалуйста, будь снисходителен, придержи свои импульсы. Не забывай, что это студенческий спектакль. Не потроши ребят заживо, ведь ты прекрасно знаешь, как это бывает: все шишки за причиненные тобой обиды, немедленно посыпятся на Ромео. Постарайся не обижать детей и не превращать последующую студенческую жизнь Ромео в кромешный ад.

3.

Волнение в Университетском театре чувствовалось уже с восьми утра. Все были в полном сборе, даже Лайза, которая обычно свято чтила свои выходные.

С половины десятого вся плеяда эллинов столпилась у входа в театр и провожала гомоном и взволнованными взглядами каждую проезжающую мимо машину.

«Он должен быть или на большом черном Бентли или на мотоцикле!» – напутствовал всех Ромео, вытягивая шею во все стороны.

Без трех минут десять из-за поворота показался красивый черный автомобиль. «Это Бентли! Это он! Он!» – поднялся неимоверный галдеж.

Затаив дыхание, ребята наблюдали, как автомобиль величественно и неспешно приближался к ним.

В то же самое мгновение, из-за того же поворота, завизжав тормозами, вылетел сверкающий черный Порш с темными стеклами, беспардонно обогнал Бентли с правой стороны, и в мгновение ока уже глушил турбины рядом с шатром театра.

Из наглухо задраенной машины, сотрясая воздух, неслись мощные роковые басы: «Они зовут меня! Все зовут меня! Так зовут меня! Эти голоса!»

– Боже, – благоговейно пролепетал Люс, – человек слушает богов. Ведь это же «Джой Дивижн»! Крутой чувак! Кто же это обогнал твоего Мэйза, да еще справа?

Музыка внезапно оборвалась, и дверь «Порша» распахнулась.

После происшествия с мотоциклом Ромео следовало бы догадаться, кто мог позволить себе обгон с правой стороны. Однако он и в этот раз не узнал его.

К кучке студентов приближался представитель высокой богемы. Неряшливая прическа, темные очки. Одет он был в изысканно небрежный черный костюм, застегнутую на все пуговицы жилетку, из-под которой выглядывала белая рубашка, через шею был переброшен черный шарф, на ногах – мягкие мокасины для езды в спортивных машинах. Он приближался, засунув руки в карманы брюк, упругими и уверенными шагами.

– Да вот же он! – Охнул Ромео, который узнал Мэйза только по походке. – Он все время разный! Я опять его не узнал!

– Ни фига себе… Если это он, то он и сам – просто Бог. Красавчик… – с томлением прошептала Лайза, не в силах оторвать от него восхищенных глаз.

«Что же с ней будет, когда он снимет очки и посмотрит на нее в упор?» – Мелькнула в голове Ромео ехидная мысль.

Люциуса вдруг пронзило острое жало зависти. Завидовать, безусловно, было чему.

«Он что, целый автопарк с собой привез? Понты колотит». – Сдавленно проговорил он. Тем временем, Доминик остановился перед студентами, улыбнулся своей ослепительной улыбкой и снял очки. Его глаза скользнули по лицам ребят. Когда взгляд миндалевидных сияющих глаз остановился на Лайзе, та ощутила, как ноги ее деревенеют. Она заглянула в его лицо своим фирменным обольстительным взглядом, но мужчина уже пожимал руку Ромео, не обратив на нее особого внимания.

«Всем привет!» – Доброжелательно воскликнул он. И вошел в шатер, жестом увлекая всех за собой. У него был глуховатый приятный голос, который неким чудесным образом снял напряжение всех присутствующих. Радостно возбужденные, актеры полезли на сцену, Доминик и Ромео устроились на седьмом ряду пустого зала.

Когда суета поутихла, Доминик поднялся со своего места и обратился к студентам:

«Друзья, я очень рад, что мне выпала честь познакомиться с Ромео и с вами. Спасибо, что пожертвовали для меня своим воскресеньем. Меня зовут Доминик Мэйз, я представляю медиагруппу «Мэйз Глобал Текнолоджиз» и издательство «Кобальтовый Грифон». Одна из компаний группы работает с театральными и телевизионными постановками. Так что, хоть прайм тайм обещать вам не буду, – при этих словах шатер огласил дружный одобрительный смех ребят, – но и в «Доброе утро» в пять утра тоже не отдам. Так что, Ромео, можем начинать, если все готовы. Давайте, покажите, на что вы способны».

«Начнем!» – Ромео взмахнул руками как дирижер, и спектакль начался.

4.

Ребята старались как никогда. Даже Люс не пыхтел, хоть и задыхался в своей голове.

Сам Ромео словно видел постановку в первый раз, вроде как смотрел ее чужими, не своими глазами.

И нутро его похолодело оттого, что весь спектакль вдруг показался ему каким-то чудовищным фарсом, за который ему должно быть стыдно. Пьеса была полной бессмыслицей, актеры явно переигрывали, жесты их были механическими, а голоса звучали искусственно и цеплялись за слова.

Ромео украдкой поглядывал на Мэйза и пытался угадать, какие чувства испытывал тот. Чувствовал ли он то же, что и Ромео? Если и он решит, что пьеса бездарна, то ему точно конец! Ромео осел в своем кресле, когда лицо Доминика сменило выражение любопытного ожидания на непроницаемую маску, а левая бровь полезла вверх. Что-то было совсем не так. Вернее, все было не так!

В самой середине спектакля Доминик вдруг приказал всем остановиться