— Вы, Григорий Петрович, прекрасный учитель, только слишком много внимания уделяете марийскому языку. Ну, скажите, зачем нужен в жизни марийский язык? В школе нужно учить говорить и писать по-русски.

— В ответ на ваш вопрос я приведу высказывание Константина Дмитриевича Ушинского. Думаю, что его авторитет неоспорим. Вы, Антоний Степанович, юрист и смотрите на все с юридической точки зрения, а Ушинский был педагогом.

Григорий Петрович снял с полки книгу и, раскрыв на нужной странице, протянул инспектору. Тот прочел вслух отмеченное место.

— «Язык народа — лучший, никогда не увядающий, вечно вновь распускающийся цвет всей его духовной жизни, начинающийся далеко за границами истории. Язык не только выражает жизненность народа, но есть сама жизнь».

Прочитав эти строки, инспектор сказал:

— Это сущая правда… Но ведь Ушинский писал о западных славянах. У них, взять хоть бы чехов, высокая культура, богатая история. А что есть у марийцев?

— Антоний Степанович, а что вы скажете о поляках? — не отвечая, спросил учитель.

— У поляков тоже, конечно, есть своя культура.

— Поляки сейчас живут в трех государствах: в Германии, Австрии и России. Как по-вашему, Антоний Степанович, где им живется лучше?

— Вот что, Григорий Петрович, — нахмурился инспектор, — вы ничего подобного больше никому не говорите, не то вас станут считать революционером. Я вам по-отечески советую, выбросьте из головы эти вредные мысли. Меня, уже предупредили, что вы собираете в школе марийцев, читаете им какую-то марийскую историю и тому подобное… Если я вам разрешил проводить религиозно-нравственные беседы, то это вовсе не значит, что вы получили право рассказывать какую-то выдуманную вами историю.

— Я ничего не выдумываю, я опираюсь на исторические факты.

— Григорий Петрович, я вам категорически запрещаю говорить подобные вещи и требую, чтобы впредь в школе не было произнесено ни одного слова ни о какой марийской истории. Такой истории не существует, по крайней мере, я о ней ничего не знаю.

5

Сакар выписался из больницы, когда уже прошел семик[12], и началась нестрадная пора лета.

Чачи отвезла Сакара в Кудашнур.

Мать Сакара болела. Дед Левентей ухаживал за ней, но она убивалась по сыну, и ей становилось все хуже.

Увидев сына, Ефремиха обрадовалась.

— Сынок, а это кто? — спросила она, взглянув на Чачи.

— Это, мама, дочь аркамбальского Яшая. Она носила мне в больницу еду.

— А чем же мы-то ее станем потчевать, сынок? Я совсем плоха. Спасибо Левентею, если бы не он, давно померла бы от голода.

С жалостью смотрел Сакар на мать. Жизнь не баловала ее. Двух лет осталась она без отца, в девушках работала под стать любому мужику. Потом вышла замуж и лет двадцать жила вроде бы ничего. Ефрем был работящий мужик, на работе и надорвался. Осталась она вдовой. Одна вырастила сына, одевала его хотя и в штопаную одежонку, но всегда чистую.

Мать Сакара очень понравилась Чачи.

— Мама, — ласково сказал Сакар, — ты скоро поправишься, я тебя непременно вылечу.

Сакар и сам не знал, как он вылечит мать. Но в такой хороший день, когда все так счастливы, мать не должна думать о смерти. Поправился же он, вот и мать поднимется.

— Если суждено мне жить, сынок, то выжшву, — ответила Ефремиха.

Дед Левентей не мог отвести глаз от Чачи с Сакаром. Оба красивые, статные — хорошая пара.

Старик достал принесенные с собой яйца, творог, сушеное беличье мясо и положил угощение на стол.

Под вечер Сакар и Чачи отправились в Лопнуры к Чужгану. Яшай наказал дочери сходить за топором, который он забыл в лавке у Чужгана, когда брал деньги за сданный скипидар.

Сакар рассчитывал занять у лавочника рублей двадцать до осени. Как-никак свадьба потребует расходов… Григорий Петрович, аркамбальский учитель, посоветовал подать на Пиперинах в суд и написал Сакару прошение. Он уверял, что с купцов можно будет получить рублей пятьдесят.

Хороший человек Григорий Петрович. Все время, пока Сакар лежал в больнице, приходил его навещать. Расспрашивал, и сам про многое рассказывал. Чачи говорила, что учитель давал денег, чтобы она покупала Сакару яйца.

Правда, прошлой зимой Сакар спас учителя от медведя. Он тогда сразу увидел, что Григорий Петрович не умеет стрелять: охотник не так целится…

Григорий Петрович видно, тоже этого не забыл.

Старик Чужган встретил Сакара приветливо:

— Благодари бога, — Сакар, что не помер. Денег взаймы дам, только придется подождать, пока в Казань съездят; мне еще не уплатили за скипидар.

Он и с Чачи говорил ласково.

— Твой отец тогда немного выпивши был, вот и позабыл топор. Не надо-ли тебе, дочка, какого товара? Как у вас с хлебом? — Своего-то хватит? Если надо, пусть отец придет. Дам несколько пудов, все равно уже почали одну скирду.

На улице, возле ворот, стоял Макар Чужган. Когда Сакар с Чачи проходили мимо, девушка показалась ему еще красивее, чем прошлым летом. И вот такая красавица идет с каким-то бурлаком. A почему не с Макаром? Ведь если ее хорошенько приодеть, ни у кого в селе не будет такой красивой жены. Да что там в селе — во всей волости!

И в то время, как Сакар и Чачи, разговаривая между собой, шли в. Кудашнур, Макар вел разговор со своей матерью.

— Уж очень опа бедная, — говорила мать.

— Бедная-.то бедная, зато красивая, — возражал Макар.

— Среди нашей родни нет бедняков, — продолжала мать — Как же родниться с бедными — ни в гости позвать, ни самим погостить…

— А мне родии не надо, мне девушка нужна. Не сосватаете, утоплюсь или повешусь.

— Что ты говоришь, глупенький, — испугалась мать. — Не гневи бога!

— Умру, на вас грех будет!

— Ну, ладно, ладно. Поговори с отцом.

— Э, не-ет, ты сама уговори отца…

А Сакар и Чачи, ничего о том не зная, договорились в петров день обвенчаться. Свадьбу решили не играть, чтобы не входить в лишние расходы.

Сегодня на улицах Кудашнура людно. Сюда сошлись марийцы из пяти окрестных деревень. Народ собрали карты, чтобы договориться об общем молении на сюрем[13].

— До сюрема осталось всего две недели, — говорили карты, — пора начинать готовиться к празднику. Нынче, видать, никак нельзя обойтись без жертвы. Вон в прошлом году понадеялись на одно обещание, потому, наверное, и рожь нынче тонка и редка.

Обсудив и обговорив все, сход решил устроить моление с жертвоприношением. Подыскать скот для жертвы поручили Степану из Ужанура и еще двум мужикам. Тулекартом — картом, который должен приносить жертву — избрали деда Романа из Лопнура: мол, дед