— Дольше, — сказала она. — Значительно дольше. Человеко-мышь может прожить втрое дольше, чем обыкновенная мышь, — прибавила бабушка, помолчав. — Лет девять.

— Роскошно! — вскричал я. — Изумительно! Обалденно! Никогда еще не слышал более радостного известия!

— Ну почему ты так говоришь? — удивилась бабушка.

— А потому, что ни в коем случае не хочу жить дольше тебя, — объяснил я. — Как это, как это — непонятно кто станет за мной присматривать! Даже подумать тошно.

Мы немного помолчали. Бабушка потрепала меня одним пальцем по загривку — такая у нее теперь появилась манера. До чего же приятно!

— Тебе сколько лет, бабуся? — спросил я.

— Восемьдесят шесть, — был ответ.

— Ну еще лет восемь-десять ты протянешь?

— Не исключено, — сказала бабушка. — Если повезет.

— Ты уж постарайся, — сказал я. — Потому что к тому времени я стану совсем старой мышью, а ты станешь совсем старой бабушкой, а потом, очень скоро, мы оба вместе умрем.

— Хорошо бы, — вздохнула она.

Потом я снова чуточку вздремнул. Просто прикрыл глаза и не думал ни о чем, довольный всем-всем на свете.

— Хочешь, я сообщу тебе про тебя кое-что весьма любопытное? — спросила бабушка.

— Да, бабуся, пожалуйста, сообщи, — ответил я, не открывая глаз.

— Сначала я сама даже поверить не могла, но, очевидно, это истинная правда, — начала она.

— Что? — сонно спросил я.

— Сердце мыши, — сказала бабушка, — то есть твое сердце, бьется со скоростью пятьсот ударов в минуту! Ну не поразительно?

— Не может быть! — тут уж я не то что открыл, я прямо вытаращил глаза.

— Это так же верно, как то, что я здесь сижу, — сказала она. — Просто чудо какое-то.

— Это ж получается, что оно делает почти десять ударов каждую секунду! — быстро подсчитал я в уме.

— Совершенно верно, — подтвердила бабушка. — Твое сердечко бьется так быстро, что отдельных ударов и не различишь. Слышишь только тихое такое жужжание.

Она надела свое кружевное платье, кружева мне щекотали нос. Пришлось положить голову на передние лапы.

— А сама ты слышала когда-нибудь, как жужжит мое сердце, ба? — спросил я.

— Часто слышу, — сказала она, — ночью, когда ты лежишь близко-близко ко мне, на подушке.

Мы долго молчали оба, сидя у камелька и раздумывая обо всех этих чудесах.

— Миленький мой, — спросила она наконец, — но ты совсем-совсем уверен, что не расстраиваешься из-за того, что на всю жизнь останешься мышью?

— Ничуточки я не расстраиваюсь, — ответил я. — Совершенно неважно, как ты называешься и как ты выглядишь, лишь бы кто-то тебя любил.

В тот вечер бабушка ела на ужин просто омлет с ломтиком хлеба. А у меня был кусочек того особенного, темного, норвежского козьего сыра, который я обожал, даже когда еще был мальчишкой. Ужинали мы у камина, бабушка сидела в кресле, я на столе и, признаюсь, прямо лапой брал сыр со своей маленькой тарелочки.

— Бабуся, — спросил я, — вот мы разделались с Величайшей Самой Главной Ведьмой, и теперь все другие ведьмы по всему миру — они постепенно исчезнут, ведь правда?

— Уверена, что не исчезнут, — ответила бабушка.

Я перестал жевать и уставился на нее.

— Исчезнут они! — крикнул я. — Конечно исчезнут, куда они денутся!

— Увы, едва ли, — бабушка стояла на своем.

— Но раз ее больше нет, откуда же они возьмут такие громадные деньжищи? И кто будет их сгонять на ежегодные собрания и формулы всякие для них составлять?

— Когда умирает пчелиная матка, в улье всегда есть другая, готовая прийти ей на смену, — сказала бабушка. — Такая же точно история и с ведьмами. В Главном Управлении, где живет Величайшая Ведьма Всех Времен, другая Величайшая Ведьма Всех Времен всегда сторожит за кулисами, чтоб в случае чего сразу выйти на сцену.

— Ну уж нет! — крикнул я. — Значит, все что мы сделали, было зазря? И я стал мышью неизвестно ради чего?

— Мы спасли всех детей Британии, — ответила бабушка. — По-моему, про такое никак не скажешь — «неизвестно ради чего».

— Ах, да знаю я, знаю, — сдался я. — Но этого мало, этого мало! Я-то был уверен, что все ведьмы мира постепенно повымрут, лишившись предводительницы! А ты мне говоришь, что все будет продолжаться в точности так же, как раньше!

— Ну, не в точности так же, — заметила бабушка. — В Британии-то теперь нет больше ведьм. А это уже великая победа, не так ли?

— Но как же остальной мир?! — крикнул я. — Как же Америка, и Франция, и Германия, и Голландия? Норвегия как же?

— Напрасно ты думаешь, мой миленький, что все последние дни я спокойно сидела себе сложа руки, — усмехнулась бабушка. — О, сколько сил и времени я посвятила именно этой непростой проблеме.

Я смотрел ей в лицо и вдруг заметил, как легкая, едва заметная хитрая улыбка стала собирать морщинки вокруг глаз и тронула углы рта.

— Ты чего улыбаешься, ба? — спросил я.

— А у меня для тебя есть одна очень интересная, приятная новость, миленький, — сказала она.

— Какая?

— С самого начала тебе рассказать?

— Ой, ну пожалуйста! Обожаю приятные новости.

Бабушка прикончила свой омлет, я до отвала наелся сыра. Она вытерла губы салфеткой и наконец начала:

— Как только мы вернулись в Норвегию, я, зря не теряя времени, позвонила в Англию.

— Кому именно — в Англию?

— Начальнику полиции Борнмута, мой миленький, вот кому. Я представилась как начальник полиции всей Норвегии и сказала, что меня чрезвычайно интересует необыкновенное происшествие, недавно имевшее место в отеле «Великолепный».

— Ой, да ладно тебе, ба, — хмыкнул я. — Так английский полицейский тебе и поверил, что ты начальник полиции всей Норвегии!

— А я прекрасно умею подделывать мужской голос, — ничуть не смутилась бабушка. — Он мне еще как поверил. Полицейский в Борнмуте за великую честь почел звонок самого начальника полиции всей Норвегии.

— Ну, и что же тебе удалось у него выяснить?

— Я попросила дать фамилию, имя и адрес той дамы, которая жила в номере 454 отеля «Великолепный», той, которая исчезла.

— То есть Величайшей Самой Главной Ведьмы?!

— Вот именно, миленький.

— И он тебе все это дал?