Берт открыл калитку с видом хозяина, и я услышала отчетливое змеиное шипение – его издали горожанки. Я даже удивилась, что над моей головой не засверкали молнии проклятий. Наглая чернушка отважилась положить глаз на господина Берта, и теперь он ходит в гости к этой стервище! Вместо того, чтобы, как и полагается джентльмену, обращать внимание на леди!

- Добрый вечер, Лана! – приветствовал меня Берт. Слуга расставил живописный инструментарий под деревьями и ускакал в сторону «Сластей и страстей». – Готова к сеансу?

Я неопределенно пожала плечами. Портрет? Что нового я там увижу? Да и зачем все это, чтобы горожане потом громче смеялись надо мной?

- Если я скажу, что нет, ты все равно от него не откажешься, - вздохнула я. – Так что проще уступить.

- Верно, - согласился Берт, вставая за мольбертом и открывая свой ящик. – Я никогда не писал портретов и хочу попробовать с такой очаровательной натурщицей. Кстати… чтобы нам не мешали.

Он плавно провел ладонью по воздуху, и я почувствовала легкий укол в грудь. С призрачным шелестом опустился серебристый занавес, отрезая дом и садик от любопытных, которые уже начинали собираться возле забора.

- Теперь нас никто не увидит и не услышит. Пей чай, а я буду рисовать. Любишь зефир?

- Люблю, - ответила я. Чай как-то сразу утратил вкус. – Кто ж его не любит?

- Вот и замечательно, Поль сейчас принесет коробку, - взгляд Берта сделался таким цепким, словно он хотел заглянуть мне под кожу. Я невольно поежилась и спросила:

- А разве тебе не надо побольше света?

Мне хотелось, чтобы он ушел. Не надо никаких дурацких портретов, ничего не надо – я понимала, что влюбляюсь, и хотела все остановить. Пусть мы будем просто коллегами на отборе невест – так будет легче для нас обоих.

И мне хотелось, чтобы он остался.

- Мы, драконы, видим немного иначе, чем люди, - пояснил Берт, вооружившись толстым карандашом и делая наброски. Мне казалось, что по холсту бегут искры. – Я могу рисовать тебя хоть впотьмах.

- Вот как. Что ж, рисуй, - я отпила чая и добавила: - Я уже успела убедиться, что с мужчинами иногда проще согласиться, чем объяснить, что тебе не нужно.

Берт выразительно посмотрел на меня.

- Прекрати. Ты очень красива, Лана. Мне нравится на тебя смотреть…

- И беззастенчиво врать мне в лицо, - я старалась говорить спокойно, но во мне что-то начинало закипать. Красива? Как же! Я знала, что я репка с темными волосами и глазами – и не надо меня разубеждать.

Потому что тогда будет больно. Очень больно. А я плохо переносила боль.

- Ты красива, - повторил Берт. – Можешь со мной спорить, сколько угодно, но я имею мнение и не отступлюсь от него. Поэтому чуть выпрями спину. Это будет хороший портрет.

Некоторое время мы молчали. Над садом сгущались теплые розовые сумерки. Зеваки толпились у забора, на все лады обсуждая, чем это, интересно, мы там занимаемся, что понадобилась магическая занавеска от добрых людей – но голоса долетали до меня едва заметным шумом. Горожанам было досадно: все хотели посмотреть, как друг его высочества будет писать портрет чернушки – и тут такая неудача. Прибежал слуга с коробкой арбузного зефира. Берт рисовал. Бекон опустошил свой тазик, развалился на траве и принялся смотреть в сторону Берта: еще не с видом голодающего сиротки, но уже намекая, что котиков надо гладить и кормить – от этого всем бывает счастье.

- Что потом будет с портретом? – спросила я.

- Покажу тебе, - с улыбкой ответил Берт. – Потом отправлю в столичную галерею – чтобы все смотрели и видели, как ты прекрасна.

Я вздохнула. Будь проклята мода на белобрысых сволочей.

- Потому что неважно, какой у тебя цвет волос и глаз, - продолжал Берт, взяв кисть. – Я смотрю глубже и вижу твою душу… как господин городской маг видит душу Амин, и ему нравится то, что у нее в душе.

Я пожала плечами. Макс привязался к Петровой, это было видно. И я радовалась за подругу – искренне радовалась. У них обоих хватит ума, стойкости и сил, чтобы это был счастливый брак.

- Хочешь сказать, что тебе нравится моя душа? – спросила я. Берт кивнул.

- Она прекрасна.

- Вот и отлично, - с нарочито спокойным видом ответила я. – Значит, я по-прежнему останусь репкой.

Берт прошипел что-то невнятное, но определенно ругательное, и запустил в меня кистью.

Ночевал он, конечно, у меня в гостиной. Когда я стала клевать носом над опустевшей чашкой, а зеваки разошлись, поняв, что сегодня больше ничего интересного не покажут, Берт собрал свои кисти, укутал холст непроницаемой завесой и сказал:

- Спрятал все от твоих любопытных глаз.

- Можно подумать, я хочу это увидеть, - парировала я. Берт усмехнулся.

- Конечно, ты хочешь. Иногда важно и нужно посмотреть на себя со стороны. Особенно увидеть себя такой, какая ты на самом деле.

Я прекрасно знала, какая я на самом деле. Никакой, даже самый красивый портрет не изменит моего мнения по собственному поводу.

- Поздно уже, - сообщила я. – Пора домой.

- Согласен, - ответил Берт, зевнул, прикрывая рот ладонью. – У тебя очень удобный диван, мне он понравился. Пошли на покой.

Я прекрасно понимала, к чему идет дело. К тому, что скоро он будет ночевать не на диване.

Конечно, роман с драконом, пусть и мимолетный, это сладкие и счастливые воспоминания на всю оставшуюся жизнь. Но я отлично знала, чем все закончится – Берт пойдет дальше, а я останусь с разбитым сердцем и презрительным сочувствием горожан, которые будут сплетничать обо мне, стоит только показаться на улице. Да и для работы это вряд ли окажется плюсом. Организаторы мероприятий должны трудиться в поте лица, а не крутить отношения с заказчиками.

Но с точки зрения тансвортского общества у нас с Бертом уже роман, раз он пишет мой портрет и уже не в первый раз остается у меня ночевать. Так может, лучше грешной быть, чем грешной слыть?

Примерно такие мысли и раздирали меня на части – но против них было старое верное средство, успокоительные капли Сейдемана. Выпив их, я погрузилась в крепкий сон без сновидений и проснулась утром, веселая и бодрая. С кухни веяло кофейным ароматом – Берт уже поднялся, и сегодня нас ждал первый этап отбора невест.

Когда мы приехали на площадь, то первое впечатление от лабиринта Сфинкса было настолько восторженным и ярким, что я невольно взяла Берта за руку. Площадь была заполнена россыпями голубого льда, которые поднимались выше церковного шпиля. Чем дольше я на них смотрела, тем больше деталей проявлялось. Вот колонны и балкончики, вот двери, которые уходят одна в другую, вот деревья, которые раскидывают свои кроны в оконных рамах – геометрия лабиринта была настолько причудливой и странной, что у меня разболелась голова. Макс и Амин уже были здесь – судя по мечтательно-счастливому лицу моей подруги, ночью они не спали.