Тут я при нем пробыл целую ночь и был свидетелем того, что грустно мне передавать о нем. Не отнимая заслуг его в эту войну, я должен сказать, что он многое упустил по невоздержанности своей. Став на бивуаке, он приказал себе подать горчишной, т.е. водки, настоянной на горчице, и, выпив порядочную чапарочку, огруз и заснул. Отрезвившись немного, он велел себе подать другую, опять отрезвившись, велел подать третью, но уже такого размера, что свалился, как сноп, и до утра проспал; и поэтому уже пропустил время к распоряжению, дал время французам беспрепятственно продолжать свое отступление и, вступив в Смоленск, захватил только отсталых; а между тем занятие Смоленска по реляциям представлено как значительный его подвиг».

Объяснение такому поведению М.И. Платова следует искать не в «горчишной», а в распоряжении, сделанном им в схожей ситуации П.С. Кайсарову 12 октября 1813 г.: «Чтобы воспользоваться расстройством его и нападать на отделяющиеся части его, тревожить и доводить до дальнейшего расстройства, нахожу я надобным, чтобы Ваше превосходительство с отрядом войск следовали вперед к Готте и далее по Вашему усмотрению, куда найдете удобнее для преследования неприятеля, ибо вообще всеми войсками моими не так удобно действовать на оного соединено, а лучше частыми, чтобы разрывать его и беспокоить: денно видеть, а в ночное время малою частию не дать им спать, и полагаю, что от сей нашей налеглевости больше он расстроится и побежит, тогда в будущие дни сделается слабее, надеюсь, что мы больше его можем вредить».

Второй проблемой для Платова стало обилие пленных и необходимость выделять войска для их конвоирования.

23 октября М.И. Платов рапортовал М.И. Кутузову: «Неприятеля побито множество, пленных же не собираем, а все раненые и захваченные во оной остаются по дороге с предоставлением участи их жителям.

А я иду за ними с малым уже числом за раскомандированием от меня донских полков по повелениям и за взятием у меня всех егерей, кроме 300 человек 20-го егерского полка».

24 октября М.И. Платов снова доложил М.И. Кутузову, что «пленные частью собраны, а большею частию, чтобы не занимать ся ими и не отвлекать для конвоя их людей, отданы жителям».

Но 27 октября, судя по такому же рапорту, ситуация изменилась: «Для доставления пленных и пушек в Дорогобуж оставил я полк войскового старшины Галицина, и впредь к препровождению пленных будут определяемы от меня казачьи команды, хотя это и сопряжено с развлечением от полков казаков, …ибо мужики убивают пленных нещадно. Но в продовольствии пленных по неимению и в полках хлеба будет неминуемое затруднение».

А 13 ноября Платов уже жаловался Кутузову: «Пленные наводят мне великое затруднение, которым за быстрыми моими движениями счету свесть не могу, ибо армия французская, не имея верного продовольствия, части ее отлучаются в сторону для пропитания. И так сими днями случается, что мы ночуем в деревнях друг подле друга».

19 ноября 1812 г. новая проблема: «Из числа пленных приказываю я здоровых собирать, а слабые и раненые оставляются по дороге, при селениях; но и из здоровых немало шатаются по сторонам дороги, которых за скоростию преследования моего по следам неприятеля не успеваю я собирать… не изволите ли приказать забирать таковых шатающихся войскам, за мною следующим».

И в-третьих, опираясь на свой огромный боевой опыт, Платов видел, что французская армия и так гибнет, и изо всех сил «не давал в трату» казаков, которые попали наравне с французами в тяжелейшую ситуацию — с боями шли зимой, по морозу, по разоренной, опустошенной местности. «…Смело могу утвердить, что одному только Донскому войску можно перенесть и исполнить то, а никому другому, не имевши чрез полуторамесячное преследование неприятеля денно и ночно ни одного дня раздыха, и не получая продовольствия, которое находить надобно было самим», — рапортовал М.И. Платов.

После боев под Красным (3—7 ноября 1812 г.) и до Березины (14—17 ноября 1812 г.) преследование остатков Великой армии велось одними казаками, то же самое — после сражения при Березине.

«Кутузов предоставил казакам преследовать армию с тыла. Сам же с главными силами двигался в стороне от большой дороги…». «Каждый вышедший из рядов солдат, если он не попадал в руки казаков, был уже не в состоянии нагнать свою часть», — писал военный теоретик Жомини.

«К столь многочисленным бедствиям (зловещие подробности, которые вовлекут меня в повторения, почти неизбежные в рассказе и простительные для солдата) следует присоединить еще сонмы казаков и вооруженных крестьян, которые окружают нас. Дерзость их доходит до того, что они пробиваются сквозь наши ряды, похищая ломовых лошадей и фургоны, которые они считают богато нагруженными. У наших солдат нет силы противиться этим похищениям. Тех, кто удаляется с дороги с целью грабежа, убивают крестьяне. Есть и такие, которые покидают ряды нарочно для того, чтобы быть убитыми или захваченными в плен казаками; но даже казакам их больше не нужно, и последние если не убивают их, то довольствуются тем, что грабят их, раздевая донага», — вспоминали французы.

После переправы через Березину ситуация во французской армии еще более ухудшилась. «Каждый привал, каждый ночлег ее — был ужасным полем проигранной битвы; тысячи погибали в величайших мучениях. Воины, пережившие, может быть. Аустерлиц, Эйлау и Бородино, доставались нам теперь очень дешево. Каждый казак брал их десятками в плен и приводил их в каком-то бесчувственном состоянии. Они ничего не знали, не помнили, не понимали. Дороги были усеяны их трупами, — во всякой хижине валялись они без призрения», — вспоминал участник войны P.M. Зотов.

19 февраля 1813 г. М.И. Платов в рапорте М.И. Кутузову подвел итог преследования: «В продолжение сей кампании взято нами 547 пушек, знамен и эстандартов более 30 и более 70 тысяч пленных, в том числе и более 10 генералов разных классов и более 4 тысяч офицеров.

…И неприятель, утвердительно доношу, не более как в тысяче человеках, кроме корпуса Магдональда, без одного орудия, изгнан тем самым путем, которым пришел.

Мы исполнили по верноподданническому долгу нашему присягу и священную обязанность».

М.И. Кутузов в письме М.И. Платову 17 января 1813 г. по достоинству оценил дела казаков: «Почтение мое к войску Донскому и благодарность к подвигам их в течение кампании 1812 г., которые были главнейшею причиною к истреблению неприятеля, лишенного вскорости всей кавалерии и артиллерийских лошадей, следовательно и орудий, неусыпными трудами и храбростью Донского войска. Сия благодарность пребудет в сердце моем, донеже угодно будет Богу призвать меня к себе. Сие чувствование завещаю я и потомству моему…

Наполеон в 29-м бюллетене своем, написанном из Молодечно, говорит сими словами: "Лишен будучи всей кавалерии и потеряв всех артиллерийских лошадей, не мог уже я отважиться без конницы и артиллерии ни на какое сражение"».

Действительно, в своем поражении 1812 г. Наполеон чаще всего винил казаков. Как считал французский министр Коленкур: «Все свои затруднения он приписывал исключительно помехам со стороны казаков».