Вскоре после того, как Райты переехали на нашу улицу, Китти облила кофе мое французское сочинение.

– Нечего было класть на кухонный стол, – огрызнулась она.

Я отходила буквально на секунду, налить себе воды.

– Могла бы, по крайней мере, извиниться!

– За что это? – влезла в разговор Ванесса, усаживаясь на высокий табурет, будто член семьи, что было недалеко от истины – они с моей сестрой познакомились, будучи совсем маленькими, и были неразлейвода. – Китти права, ты сама виновата!

И они начали трепаться о новом мальчике, Криспине Райте, который прекрасно рисовал (изобразительное искусство было любимым предметом моей сестры).

– У него уже картину взяли на школьную выставку! – заходилась она от восторга. Можно было решить, что она говорит об однокласснике, однако Криспин был мой ровесник.

– У Криспина длинная челка, это так круто! – манерничала Ванесса.

– Да! – эхом откликнулась моя сестра.

Они что, не понимают, что натворили?!

– Оценка за это сочинение прибавляется к экзаменационным баллам! – заорала я, схватив кухонное полотенце и пытаясь промокнуть пятна.

– Все будет нормально, Эли, – мама вошла в кухню и услышала конец нашего спора. Она подала мне рулон бумажных полотенец в тщетной попытке вытереть кофе, но было поздно – чернила расплылись, текст стал нечитаемым.

– У них перед домом три машины, три! А в саду строят бассейн! – взвизгнула Китти. – Они приехали из какого-то Илинга…

Ванесса перебила:

– Илинг возле Лондона!

Это было сказано с благоговением.

– Мне необходимо написать это сочинение, – сказала я, стараясь не заплакать.

Мама с сомнением глядела на промокшие страницы.

– А копия у тебя осталась?

– Нет!

Мне захотелось убить свою сестру, болтавшую о Криспине и Лондоне. Я была там только однажды, на свадьбе, когда меня позвали быть подружкой невесты к маминой младшей двоюродной сестре. Китти, привыкшая быть в центре внимания, устроила истерику, потому что за невестой шла я, а не она, и испортила своим детским ором всю церемонию.

В прошлом году они с Ванессой поехали со школой на экскурсию в парламент Англии. Как бы я мечтала об этом! А эти две незаметно улизнули на Оксфорд-стрит во время вопросов премьер-министру и купили себе каждая джинсы на деньги, выданные им на экстренный случай. Они не только перепугали учительницу своим исчезновением – из-за них задержался автобус, везший группу обратно в Девон!

Дэвид и мама их отругали, однако девчонки и ухом не повели.

– Придет день, – фыркнула Китти, – мы с Ванессой выберемся из этой дыры и найдем работу в Найтсбридже. Это самый престижный район Лондона, так в журналах пишут.

По мне, чем скорее, тем лучше. Будь Дэвид построже, Китти вела бы себя приличнее, но его драгоценная дочурка – «принцесса», как он ее всегда называл, – по его мнению, не делала ничего дурного. Мама молчала, не желая раздражать Дэвида. Она не говорила мне этого напрямую, но я же все видела и чувствовала! Иногда, когда мы оставались вдвоем – как в те времена, пока она не познакомилась с моим отчимом, – мама крепко обнимала меня и говорила:

– Знаешь, в первенце есть что-то особенное…

Значит, меня она больше любит! От этого на душе становилось гораздо легче, но затем Китти выкидывала очередной номер, и все повторялось. Все могло сложиться иначе, не будь между нами такой разницы в возрасте и характерах: я часто думала, что Китти с Ванессой больше похожи на сестер, чем мы с ней.

День ото дня они становились все невыносимее.

– Криспин – это такое крутое имя! – повторяла Китти. Они с Ванессой часами обсуждали новичка. Я знала, потому что иногда подслушивала у двери сестры или, если дверь была закрыта неплотно, подглядывала в щелочку.

Слушая их разговор, невозможно было поверить, что им всего по одиннадцать. Иногда девчонки тайком выходили из дому в маминых туфлях и расхаживали по улице, притворяясь, что они взрослые. Больше всего Китти нравились лаковые красные туфли на шпильках.

– Я влюбилась! – заявила моя сестра. Господи, какая чушь! Она почти незнакома с Криспином! – А как мы заставим его обратить на нас внимание?

– Я тебе уже говорила, – послышался резкий голос всезнайки Ванессы. – Возьмешь мою косметику и накрасишься, прежде чем сесть в автобус.

– А если ему понравится только одна из нас?

Последовала пауза.

– Не знаю. Но нам нужно поскорее найти себе бойфрендов, иначе люди решат, что с нами что-то не так, как с Эли.

Ого!

– Она до сих пор ходит с этим придурком Робином?

– Ага. Слушают Леонарда Коэна[10] и дверь не закрывают. Жалкое зрелище.

– Дверь или Коэн?

– И то и другое!

Девчонки захихикали.

– Ей что-то нужно делать с волосами, – сказала Ванесса. Ну и нахалка! – Эта прямая, как забор, челка ей не идет. И уши торчат в стороны, чего она за них пряди закладывает?

– Хорошо хоть, она блондинка, как и я, а то бы вообще была уродством!

Иногда я гадала, как две сестры, пусть и сводные, одного и того же типа внешности – светловолосые и голубоглазые, могут быть такими разными. Дело не только в том, что я дылда: носик у Китти маленький и с прелестно вздернутым кончиком.

– Римские носы, как у тебя, – это признак развитого ума, – повторяла мама в попытке меня утешить. Что до голубых глаз, мои поставлены чуть ближе, чем надо, и от этого взгляд кажется чересчур пристальным, сверлящим. А у Китти, разумеется, все идеально, будто по линейке мерили.

Я говорила себе, что девчонка просто мне завидует, потому что я способнее и умнее. Но, честно говоря, я, не задумываясь, променяла бы свой ум на возможность стать такой же хорошенькой, как сестра. Робин мне нравился, но чисто платонически. Мне не хотелось это признавать, но Криспин рождал во мне ощущения, которых я никогда раньше не испытывала.

– Понтуется, – тихо сказал Робин на днях в автобусе, когда Криспин хвастался, как в Лондоне ходил на концерт Radiohead. Я кивнула, будто соглашаясь. Робин мой лучший приятель. Я бы не против обзавестись близкой подругой – есть же у Китти Ванесса, но мне не везет. Робин плюхнулся рядом в первый же день в средней школе, когда я сражалась с уравнением.

– Давай помогу, – сказал он и добавил: – А я видел, как ты утром плавала в западной бухте!

Я его тоже видела – в те времена в городке было не так много жителей. Мне нравилось рано вставать по выходным, пока домашние еще спали, а плавала я круглый год, если море было спокойное. Я обожала плавать в обжигающе холодной воде, смывая с себя неутихающую враждебность Китти и откровенную пристрастность Дэвида.