А сейчас, когда я люблю тебя, у меня исчезла эта гармония.

Взамен я получила

Пустоту

Обо мне заботится нелюбимый родной мужчина

Любимый ждет от меня только секса, вот и дурею я от этого…

У Алексея потемнело в глазах.

Для меня принять решение разойтись с тобой – самое страшное. Но принимая его, я не юлила и не ждала от тебя решительных шагов. Сейчас мы с тобой в разных положениях.

Я не могу с этим жить, ты можешь.

Поэтому я согласна, что со стороны смотрюсь смешно, но я отстаиваю свои интересы: за себя, свое будущее и за… тебя только потому, что безумно люблю

Если бы я видела хоть на волосок наше будущее, я бы, наверное, его несмотря ни на что отстаивала, но я его не вижу.

Я старалась с этим жить, но в какой-то момент поняла, что тяжесть перевешивает и я теряю свою природную естественность, и я начала от тебя избавляться.

Я ничего и в правду не жду от тебя.

Не пиши мне плз.

Работать Звонарёв не мог. Никому ничего не объясняя, он ушёл из офиса побродить по бульварам. Смотрел, но ничего не видел. Думал и горевал. Подолгу разглядывал имя Олечки в «контактах», собираясь и не решаясь позвонить. Мысли были рваные. «А сказала быв глаза!» Вдруг Алёша вспомнил фильм с Деми Мур «Непристойное предложение». В эпиграф этого кино была вынесена фраза, которая единственная понравилась Звонарёву: «Если ты что-то очень любишь, отпусти его. Если оно к тебе вернётся, значит, оно действительно твоё». Алёша знал, что Оля тоже смотрела этот фильм.

Его отсутствия на рабочем месте боссы не заметили. В банке явно что-то случилось. Многие совещания были отменены. Романенко отозвали из отпуска. По платёжной позиции ничего понять было нельзя. Ни паники среди вкладчиков, ни оттока клиентских средств не было. На наводящие вопросы подчинённых Звонарёв ответить не мог, потому что сам ничего не знал.

– Лёха! Машину свою на вечер не одолжишь? – проскрипел Игорёк. Николай Николаевич, сидевший в буфете рядом с ним, напротив Алексея, без слов присоединился к просьбе подчинённого.

– На фига? – удивлённо спросил Звонарёв.

– Нам надо на одну важную встречу вечерком съездить, боимся, что наши банковские и околобан-ковские машины засвечены.

– Ну, ок, только у меня ж не московские номера.

– Тем более что не московские! – воскликнул Игорёк.

– Спасибо!

– Да не за что. Может, я сам с вами съезжу? – Алёша боялся оставаться дома один с мыслями об Олечке.

– Съезди, – собеседники решили, что он боится за машину.

– А боссы из-за тебя ходят сами не свои? – обратился Алексей к Ник-Нику.

– Из-за меня.

– Детали расскажешь?

– Наверное, уже можно рассказать. – Николай Николаевич пожевал губами, словно на самом деле собирался ораторствовать на весь кафетерий. И переглянулся с Игорьком. Игорь был большим другом Алексею, чем Николай Николаевич, но всем своим видом бывшего милиционера выражал неодобрение разговорчивости начальника. Ник-Ник его неодобрение проигнорировал.

– В общем, одни наши партнеры «скорешились» с управляющим одного из допофисов ВТБ и сварганили схему для «чёрного конверта» . И стали предлагать рынку, в том числе и нам. Мы, ни о чём не подозревая, стали гонять на них рубли. А потом ВТБ блокирнул эти счета, в том числе и с нашими остатками. Начали разбираться. Оказалось, что ребята замутили схемку, минуя ВТБ-шную «крышу». Те узнали, что на их поле новый игрок появился, и накрыли всех. Управляющий уволился – в бега. И вот уже неделю мы пытаемся достучаться до людей, принимающих решения. Хотя бы узнать, что и как? Короче, сегодня решающая встреча. Они вроде как готовы отпустить наши деньги, осталось сторговаться, сколько они себе оставят? Просто мы не хотим, чтобы они раньше времени знали, что мы – банк.

– И скоко?

– Зависла «сотка» .

– Ни фига себе! – Алексей замолк. Ясно, почему боссы пребывали в страшном напряжении. Им было просто не до Лёшиных операций. Его собственные риски казались бурей в стакане воды. – Это может быть смертельно?

– Для банка?

Звонарёв кивнул.

– Да не должно… – Ник-Ник сам не верил тому, что говорил. – Мы с боссами долго-долго совещались, решили, если ничего вытащить не сможем, перевесим убыток на моих клиентов. Это ж были их деньги.

Произнеся фразу «моих клиентов», Николай Николаевич как-то обречённо «сдулся». «Не боишься?» – хотел задать бестактный вопрос Алексей, но сдержался. Собеседник не боялся.

– Как-нибудь отработаем, – заразительный оптимизм Ник-Ника был мотором его команды. Звонарёв сочувственно помолчал, прикидывая в уме их доходы: «Это ж сколько им придётся этот залёт отрабатывать?!»

2003 год, 3 сентября, среда, вечер.

Концерт собрал «сливки» московского общества. Количество дорогих машин с водителями и просто дорогих машин впечатляло задолго до входа в Дом Музыки. Среди публики, стоявшей в очереди к металло-детекторам, мужчины выглядели слабее женщин. Преобладал стиль casual, но хватало и тех, кто приехал на концерт прямо с работы в костюмах. А женщины! Алексей никогда раньше не встречал такого количества лощёных, красивых, дорого одетых и роскошно украшенных, изящных и не очень, но обязательно вкусно пахнущих тел. «Как неожиданно здесь ощутить близость настоящих москвичей, вот их, вечно опаздывающих из-за пробок, вспотевших в очереди в гардероб, оставшихся без буфета, ждущих выступления любимого композитора с застывшей на лице мыслью: как там моя машина, брошенная на бордюре? Пробирающихся через тёмный зал к своим местам, сдержанных в своей вежливости. Вот это и есть – настоящие москвичи. Не те, кто здесь родился и теперь злобно бранит киргизов, выгнанных очередной революцией на заработки, кто торчит в вонючих, тёмных из-за многолетних деревьев дворах хрущёвок. А те, чьими деньгами живет столица». Сидевшую недалеко внизу Пугачеву Звонарёв сознательно не стал рассматривать, понимая, как ту утомляет назойливое и неуместное любопытство чужих людей. И Алёша заставил себя слушать музыку.

А Олечка…. Просто приезжал пораньше на работу и, пристроившись у лестничного окна, смотрел, как Карпова паркуется, как шагает к офису. «Сатир подглядывает за нимфой», – так Алёша мысленно называл этот обряд. Терпел. Ждал. И вот дождался. В антракте Звонарёвы направились к огромному стеклу полюбоваться разноцветьем ночной Москвы, Алексей едва успевал за стремительной походкой Светланы.

А из-за колонны им навстречу вдруг появилась Олечка. За ней следом шагал незнакомый молодой мужчина с очень серьёзным, скорее даже сердитым лицом. Он так же не успевал за Ольгой. Ни одним мускулом лиц разлучившиеся любовники не дали понять, что узнали друг друга. Олин мимолётный взгляд, её улыбка, уголком рта обращённая к Алексею, скользнули чем-то родным по душе. И он тут же заулыбался, завертел головой вслед удаляющейся Карповой, пользуясь моментом, что жена не видит его. «Нам даже не надо здороваться, словно не расставались ни на минуту». За эти два нудных месяца врозь Ольга поправилась – сзади это было очевидно. Но Алексею было совершенно всё равно, что его жена сейчас выглядит гораздо изящнее и наряднее Ольги. Алексей невидящими глазами глядел в темноту ночного города и не слышал слов Светы.