А в шатре, не глядя на глубокую ночь, как раз затеяли большой сбор, зазвав сюда едва не всех старших офицеров. И уж конечно, все тут были дворяне, коим дозволялось носить мечи. Их набилось в шатер много, они стояли перед богатырем плотной толпой и поголовно были облачены в латы, обвешаны заточенными железками – серьезные ребята, прямо-таки крутые. А Светлан заявился к ним совершенным шпаком, а стали на нем не набралось бы и на хороший кинжал. За что ж его уважать: лишь за габариты? Так толку в них, когда большинство подавляет!

Но именно такие ситуации и заводили богатыря. А кураж сейчас был даже к месту – тем более, как только он вступил в шатер, сразу притянул к себе десятки взглядов. И вместе с остальными на нежданного гостя уставился молодцеватый старик в доспехах, восседавший в высоком кресле, – граф де Шратье, маршал Нордии и главный здешний военачальник.

– А-а, это тот пронырливый чужеземец, заморочивший голову Луи, – нехотя признал граф. – Впрочем, спутать трудно – вряд ли в Эльдинге сыщется второй такой дылда.

– Вчера прибыл еще один, – доложил кто-то из его свиты. – Пресловутый король Артур.

– «Король», надо же!

– Я тоже не люблю генералов, – сообщил ему Светлан. – То есть, наверно, среди них случаются порядочные… опять же исторические хроники… Хотя мы-то знаем, как они пишутся!

– Свежеиспеченный герцог, ну конечно, – язвительно продолжал де Шратье. – Большой любитель совать нос во все щели.

– Еще я люблю проповедовать, – признался богатырь. – Или поучать, как выражается моя помощница. Ничего не могу с собой поделать – возрастное, похоже.

– И оставался бы монахом, – бросил де Шратье. – Чего лезешь в наши дела?

– Ага, – сказал Светлан. – Стало быть, разговор пойдет по-военному, без этих придворных изысков. Что ж, мне подходит… А ты уверен, что эти дела – ваши? – спросил он. – И что разбираешься в них лучше меня?

На что маршал лишь скривил блеклые губы, не считая нужным отвечать. Зато как бы спуская с цепей своих подчиненных – и за теми, понятно, не заржавело. Плотной лавиной на Светлана посыпались язвительные замечания, колкости, насмешки, оскорбления.

Мнение публики, которую так легко натравить, богатыря заботило мало, и все словесные стрелы отскакивали от его дубленой шкуры, точно от эльфской брони, не раня, даже не трогая. Но молчания, стоического или безразличного, здесь бы не поняли, а потому пришлось отвечать – пусть и не на каждый выпад (он бы просто не успел), но почти на все более или менее осмысленные. А поскольку сарказма в его мире скопилось намного больше, да и память услужливо подсказывала самые ядовитые фразы, из этой неравной схватки выдрались изрядно потрепанными как раз превосходящие силы – к большому удовольствию Павича и пары его дружков, следивших за событиями от входа.

Вот де Шратье итог баталии понравился гораздо меньше. Вскинув ладонь, он отозвал свои войска, пока их вовсе не смешали с землей.

– Мои офицеры больше упражняют свои мечи, чем языки, – пробурчал граф, словно оправдываясь. – Солдату не пристало много болтать.

– Лучше б они мозги упражняли, – откликнулся Светлан по инерции. – Вот где у них слабое место. Или не только у них?

Но командующий тоже умел не слышать, если не хотел. Да и зрение у него было избирательным.

– А-а, и вы тут, барон! – сказал он, будто разглядел лишь сейчас. – В тени чужака вы совсем затерялись. Эдак можно в невидимку обратиться – не боитесь? Или при вашей работе это даже к лучшему?

Де Круст промолчал, хотя наверняка запомнил. Даже здесь, на своей территории, вояки относились к нему с видимой опаской, избегая лишний раз задевать. Но своего презрения к мастеру тайных дел особенно не скрывали. Как будто то, чем занимаются они, так уж почетно! Ну есть у них лицензии на убийства – так и что?

– Я здесь временная фигура, – ответил Светлан вместо барона. – Скоро уберусь вон – вместе со своей тенью. И тогда на свету окажешься вовсе не ты… э-э… граф.

– Лучше быть графом благодаря славным предкам, чем герцогом по прихоти короля, – отрубил де Шратье. – Ибо те, кто легко возносится, рушатся с не меньшей стремительностью.

– Одни возносятся, других – возносят… Чувствуешь разницу?

– Еще различают, кто возносит и по какой причине, – парировал граф. – Не обязательно ведь этого желать. Но если нет иного способа отвратить измену и спасти державу…

– То оправданно и убийство монарха, да?

– Кто говорил об убийстве?! – рявкнул маршал, как на бранном поле.

И офицерье встрепенулось, точно при звуке трубы.

– Об этом не говорят, – наставительно заметил Светлан. – Это делают. И не столь уж редко – о чем ты наверняка знаешь. Ибо убить законного правителя гораздо проще, нежели низвергнуть. А убийц можно затем казнить, дабы не болтали. Сценарий-то – вполне стандартный, используется еще со времен Римской империи.

С минуту помолчав, де Шратье промолвил, веско роняя фразы в нависшую тишину:

– Мне странно слышать такие суждения. Государь – особа священная. Его жизнь – достояние нации. Его корона – символ государства.

– А как насчет свободы? – сейчас же спросил Светлан. – И без власти он вполне может обойтись, если… э-э… верноподданные слуги признают его недееспособным. Ну будет служить вывеской при мудром и благочинном регенте… конечно, если тот посчитает, что нуждается в такой ширме. Или лучший король – все-таки мертвый? И ведь династии время от времени сменяются. А если хорошенько порыться в родословной, то и в графской крови можно сыскать нужные вкрапления.

– Ага, – сказал де Шратье зловеще. – Вот это уже прямое обвинение!

– Разве ты единственный граф в Нордии? – усмехнулся богатырь. – Хотя ты прав: я разумею именно тебя, мой маленький маршал. Возможно, ты пока не спланировал кампанию в деталях, а во всей интриге замыслил лишь первый этап. Но пройдут недели, месяцы, и эти вопросы перед тобой встанут – неизбежно. А тебе придется на них отвечать. Ну и как скоро ты решишь, что жизнью Луи придется пожертвовать? Конечно же, ради блага страны! И дабы спасти ее, водрузишь корону на свои благородные седины. Имей же смелость это признать – хотя бы в мыслях!

На обветренном лице графа не дрогнул ни мускул, лишь кожа потемнела от прихлынувшей крови. Все же до крайности неприятно, когда затаенные чаяния оглашаются прилюдно. О таком ведь и думать избегают, а исполняют, как бы уступая судьбе.

– Ты сам подписал себе приговор, – медленно выцедил де Шратье, даже не пытаясь быть оригинальным. – Ныне военное время, а ты смеешь вбивать клин меж государем и его армией…

– Поправка, – перебил Светлан, вскинув палец. – Этот самый клин – ты. Так что я лишь намерен его изъять. А если заодно с ним вылетят отдельные… э-э… щепки, – тут он окинул взглядом притихших офицеров, – то это будет их выбор.

– Здесь даже трибунал не нужен, – продолжал граф уже громче. – Данной мне властью я приговариваю изменника и шпиона…