– Уже получилось. У него масса последователей, и все они живут среди нас. И ты будешь в их числе.

– Не думаю.

Деревья пробегали за окнами, дорога уходила под колеса, дождя в этот раз не было, и ехал я в два раза быстрее.

– Тебе это нравится, Адам, вот такая вот жизнь? – спросила она.

Я молчал.

– Когда ты должен жениться? В тридцать?

– В сорок.

– А до этого что? Будешь ходить по углам, искать мимолетные связи?

Я вспомнил о прошлой ночи.

– Ты не выдержишь, никто не выдержит. А знаешь, что грозит парням, если ОНИ узнают?

Я обернулся и чуть не съехал с дороги.

– Химическая кастрация, – сказала она совершенно спокойно.

– Это полный бред, – я вытер пот со лба, – полный бред.

– Нет, Адам, это реальность.

– То есть если они узнают, что вчера ночью я был… – В животе все съежилось.

– Они не узнают.

– Ты специально все это подстроила? Чтобы шантажировать меня?

– Кому ты нужен, тебя шантажировать? У Артура целая армия, а таких, как ты, все меньше и меньше.

Мы свернули с шоссе на проселочную.

– Ты знаешь, что люди пропадают? – спросила она.

Во мне все похолодело, я знал и больше всего хотел узнать, но боялся услышать правду.

– Артур говорит, счет пошел на десятки. Есть и его люди. И если не сейчас, то никогда.

– Что с ними?

– Артур не все мне говорит. Но те, кого находят…

– А находят?

– Да, некоторые возвращаются.

Я вспомнил взгляд той матери с листовками у автобусной остановки. Равнодушие патрульных, ее отчаяние, свое безразличие.

– Но приходят они другими людьми. Они спокойно доживают жизнь по своему сценарию и не брыкаются больше.

– Тот бар, те встречи за столиками – много приходит таких?

– Отчаявшихся? Мечтающих сдохнуть? Каждый день несколько.

– Этот парень, который подсел ко мне…

– Его откачали вчера.

– Напился?

– Нет, попытался покончить с собой. Теперь ему будет все равно. Навряд ли он уже кого-то захочет.

Я стиснул губы, не зная, что сказать. А что тут скажешь? Что я работаю в министерстве и ничего не могу с этим сделать, что их мечты так и останутся мечтами, а Артур так и останется психом. Никто не позволит ему провернуть такое. И я уже знал, чем это закончится, но не хотел расстраивать Хлою. Она влюбилась в этого фанатика и не могла думать реально. А реальность была нешуточной. Это тебе не детские игры. Его посадят и уничтожат, а потом возьмутся за нее и за всех, кто был связан с ним. Они и до меня дойдут, даже если не через Артура. Я не справляюсь со своей работой. С чем я пойду в министерство, что им скажу? Мне даже сдать некого. Точнее, есть кого, я могу сдать Нину и этого старика, но не хочу.

Я посмотрел на Хлою, она держала ящик с рассадой и смотрела на мелькающие в окне столбы освещения. Может, у этого психа что-то и выгорит, подумал я.

– Те мониторы, – начал я, – что он показывал мне.

– Впечатлен? – Хлоя смотрела на меня торжествующим взглядом. – Круто наш декан жарил свою жену, правда?

– Хлоя!

– А что? Можем посмотреть, как кто-то жарит твою мать.

– Перестань!

– Тебе же все нравится, Адам!

– Мне не нравится, понятно тебе! – Я дал по тормозам. – Мне не нравится, и я ничего не могу с этим поделать! Есть один старик, ему под семьдесят, и он живет вон в том доме с серой крышей и голубыми ставнями. Он сажает цветы и говорит сам с собой. А еще он ищет любимую женщину, которую двадцать лет назад забрало у него министерство. Она была беременна и, может, родила. Он уверен, что это была дочь. Он хочет ее найти. Свою дочь, понимаешь? Но, если он хоть попытается, за ним придут.

– За ним? – удивилась Хлоя. – Кому нужны старики?

– Я знаю, что говорю.

Я припарковал машину под тем же рухнувшим деревом – сейчас, без большой ветки, оно казалось каким-то перекошенным на один бок – погасил фары и заглушил мотор.

– И что ты собираешься делать? – Она смотрела на меня в упор. – Отговорить его? Так не проблема. Скажи, что ему грозит опасность, ведь он не хочет провести остаток жизни в тюрьме.

– Его это не остановит, он сказал, ему нечего больше терять.

– И что ты предлагаешь?

– Притвориться его дочерью.

– Кому? Мне?

– Нет, блин, мне!

– Я не смогу. Нет, не так. Я не хочу!

– А почему нет? Скажешь, что твоя мать умерла и ты очень рада его видеть.

– Какой-то бред.

– Он перестанет искать свою дочь. За ним перестанет следить министерство.

– И все будут жить долго и счастливо…

– Не думаю, что ему много осталось. Будешь приходить к нему с тортиком раз в год.

– Ну на это я точно не подписывалась.

– Перестань. Он несчастный человек.

– Если приходить к каждому несчастному раз в год, никаких дней не хватит.

– Я не прошу ко всем, я говорю об одном.

– Очень странно, Адам, всем ты помочь не хочешь, а одному – пожалуйста.

– Это все, что я могу сделать. Значит, так, с твоей матерью они познакомились…

– О нет, ничего я запоминать не буду!

– Можешь представиться своим именем, он все равно не знает, как зовут его дочь. Мать зовут Тея, его зовут Грегори Дэвис. Запомнила?

– Нет, не собираюсь я ничего запоминать!

– Подожди меня в машине, я пока цветы отнесу.

– Я сбегу отсюда, понятно тебе.

– Не сбежишь.

Я взял ящики с рассадой и направился к мистеру Дэвису. В саду никого не было, я постучал в дверь, она открылась.

– Мистер Дэвис? Вы здесь?

– Да, сынок, заходи! – крикнул он из глубины комнат.

В доме было тихо, пахло яблочным пирогом и джемом. Я прошел в гостиную. Старик сидел за шахматной доской, обдумывая очередной ход. Переставил ладью, повернул доску, стал играть за черные.

– О! Ты принес цветы! – Подскочил он из-за стола. – Поставь, поставь на пол.

– Развлекаетесь? – посмотрел я на шахматы.

– Мозг нужно тренировать, иначе он перестанет работать, – улыбнулся старик.

Он наклонился над фиалками и понюхал их.

– Какая красота, Адам, какая красота. И земля еще сырая.