Это был момент, когда я ясно понял, что буду заниматься фотографией. В ванночке вначале ничего не происходило, затем бумага кое-где стала темнеть, а где-то оставалась белой. Очень медленно, как по волшебству, стало проступать изображение, все явственнее с каждой секундой, пока не оформилось в прекрасный летний пейзаж с лугом и четкими контурами гор на горизонте.

– Эту пленку я в августе снимал, специально до зимы не проявлял. – В голосе Артура чувствовалось удовлетворение. – Так, теперь важно вовремя вытащить из проявителя, пока фото не потемнело, и кинуть в закрепитель. – Он взял пинцетом за кончик фотографии и переместил ее в соседнюю ванночку. – Пусть поваляется минут десять, потом надо в последней ванне промыть и вешать сушиться. Можно и феном просушить, но если нет спешки, пусть сами высыхают. Если вкратце, это все.

– А почему ты считал – двадцать один, двадцать два…

– Так точнее отсчитываются секунды, – пояснил Артур. – Лучше на небольших кусочках бумаги пробовать, чтобы зря ее не расходовать.

Он вытащил из пачки новый лист бумаги, отрезал от него небольшой кусочек и проделал то же самое, на этот раз засветив его пучком света на десять секунд. В ванночке с проявителем бумажка стремительно потемнела, и на ней нельзя было ничего разглядеть.

– Тут все важно – как был сделан снимок, какая бумага, какого размера и так далее. Короче, экспозиция капризная штука, чуть недодержишь или передержишь, уже не то. Хочешь попробовать?

Можно было и не спрашивать, я от волнения был сам не свой. Пока я экспериментировал, Артур рассказывал про разницу видов фотобумаги, про зернистость и матовость, и про то, как разные кадры смотрятся на разной бумаге.

Когда я пришел домой, получил нагоняй от мамы за поздний приход. Оказалось, уже десять вечера, то есть мы просидели в лаборатории чуть ли не четыре часа. С того дня я, помимо чтения, с головой погрузился в новое увлечение, которое только добавило количество двоек в моем школьном дневнике.

Артур рассказал, что после смерти отца мама продала профессиональную аппаратуру какому-то фотографу. Остался фотоаппарат «ФЭД-3», несколько объективов к нему, огромный запас фотобумаги и химикатов. Ну и самое главное, потрепанные книги по искусству съемки и печати – с них я и начал свое обучение. Артур доходчиво и просто объяснял про светосилу, глубину резкости, диафрагму и выдержку. Зимой на улице мы фотографировали мало, в основном в квартире и из окна. Я научился в темноте заправлять пленки в круглые бобины для проявки и помогал Артуру распечатывать с них фотографии.

Наконец грянула весна, и на мартовских каникулах мы с Артуром, набрав в рюкзак еды, совершили несколько дальних вылазок в горы для съемки пейзажей. Как-то раз я даже уговорил нерешительного Артура сделать восхождение к высокогорному озеру. Мы потратили целый день, чтобы добраться туда, но вынуждены были повернуть обратно, поскольку в горах, задолго до подступов к озеру, лежал нерастаявший снег. Мы очень устали и замерзли, но зато удалось заснять стадо горных козлов на гребне горы, причем ракурс подобрал я, чем впоследствии очень гордился. Мы использовали длиннофокусный объектив, а при печати с помощью светофильтров на увеличителе сделали цвет неба и облаков темнее, чтобы стадо отчетливей выделялись на их фоне. Снимок мне так понравился, что я сделал дубликат и принес домой, показать папе. Он скептически относился к моему увлечению фотографией, и поэтому мне хотелось ему показать, что у меня что-то получается. Папа когда-то в молодости тоже увлекался фотографированием и с тех пор выписывал журнал «Фото», но прятал его в дальнем углу чулана, поскольку в нем иногда публиковались эротические фотографии с обнаженными девушками. Были там и другие иностранные журналы. Тайник я обнаружил давно и регулярно просматривал все новинки, в последнее время уделяя внимание не только голым красоткам, но и остальным снимкам.

Поначалу папа не мог поверить, что мы смогли сделать такую фотографию, потом забрал с собой снимок на работу, где коллегам снимок тоже очень понравился. Маме я тоже показал, но пожалел об этом. Она снова завела разговор на тему, что важнее всего учеба, а все увлечения потом. Вдобавок поругалась с папой, который разрешает, чтобы я ходил в опасные походы по горам вместо того, чтобы сидеть дома и исправлять двойки и тройки.

Из апрельского номера журнала я вырвал листочек с объявлением о том, что в этом месяце завершается конкурс на лучшее фото. Конкурс назывался «Человек покоряет планету», и художественный смысл фотографии должен был отражать индустриальную победу прогресса. Еще победителю полагался ценный приз.

Мы толком не поняли, что же имеется в виду, а Артур и вовсе отнесся скептически к этой затее, тем более что срок конкурса почти закончился. Но меня охватило жгучее желание получить публикацию. Я представлял, как папа получает очередной номер журнала, а там бац – снимок-победитель с моим именем! Да что там папа, я отношу журнал в школу – и у всех глаза на лоб лезут, а первая красавица класса, Полина, поднимает густые темные ресницы и смотрит на меня удивленным и заинтересованным взглядом.

Вечером после ужина я стал приставать к папе с расспросами, что такое индустриальная победа прогресса. Он прилег на диван с зубочисткой во рту и начал рассуждать.

– Много лет назад тут на горе геологи, кстати, во главе с твоим дядей Серго, отыскали залежи редкой ископаемой руды. С одной стороны ущелья построили горно-обогатительную фабрику по самым современным технологиям. Прогресс и индустриализация. Научились направленными взрывами добывать породу, а на фабрике новым способом флотации отделять полезную руду, – тоже прогресс. Не говорю уже про канатную дорогу, по которой руду перемещают над ущельем на фабрику! Вот все это, – папа вытащил зубочистку изо рта и очертил ею круг в воздухе, – скорее всего и есть индустриальная победа прогресса. Дурацкое название, на мой взгляд. Тебе это зачем, в школе задали?

– Ну да, – соврал я, решив пока что никому о своих планах не рассказывать. Да и про объявление в журнале я не мог ему рассказать, не выдав того, что знаю про тайник.

В последующие два дня я лазил вокруг комбината, прикидывая, какие тут можно заснять ракурсы, но понял, что все это не то. Просто фотографии цехов, скучных складов, машин и станков не годятся, нужно что-то глобальное, может, вид комбината с городом сверху? На третий день я сразу же после уроков начал восхождение. Перешел речушку по хлипкому деревянному мостику, и по тропинке между огородами и курятниками поднялся на дорогу, которая зигзагами спускалась с высокогорного карьера и вела в город. По этому маршруту мы на уроках физкультуры совершали так называемые кроссы, карабкаясь на эту дорогу от речки и сбегая по ней вниз до самой школы. Я перешел дорогу и вскарабкался по откосу наверх, цепляясь за выступающие камни и корни кустарников. Делая небольшие передышки, я поднялся по горе довольно высоко и сел на мшистый камень среди кустов лаванды, пригнутых к земле постоянными ветрами. Сложив указательные и большие пальцы рук, я поводил этим подобием фоторамки по городу, ставшим вдруг совсем крохотным, потом по фабрике на противоположной горе. Большое серое главное здание и остальные корпуса, прочно врытые в склон горы, не впечатляли, даже с такого, казалось бы, выгодного ракурса.