по реализации «наших богатых иконных фондов». Пусть выставка сначала покажет, как советское правительство заботится об историческом и художественном наследии, как закопченные церковными свечами «предметы идолопоклонства» в умелых руках советских реставраторов превратились в достояние мировой культуры, а «потом откроем целый магазин этого добра». Заметьте, эти слова – не из выступления торговца Гинзбурга, а из речи наркома просвещения Луначарского. Его отношение к выставке походило на позицию Грабаря. Луначарский был противником продажи икон во время выставки, но считал, что выставка нужна, чтобы «развить охоту» на русские иконы на Западе и затем успешно провести «торговую операцию». Показательно и письмо Луначарского, написанное Лядову 13 ноября 1928 года, в момент подготовки выставки:

…икон у нас много и мы можем продавать не только заурядные иконы в довольно большом количестве, но и хорошие относительно ценные и относительно древние, конечно, не лишая себя того, что действительно имеет глубокую музейную ценность и для нас. Я говорил с Грабарем, лучшим знатоком этого дела… Теперь Антиквариат уточняет свой план выставок, предваряющих продажу (выделено мной. – Е. О.).

Восторжествовала идея Грабаря: чем больше научности и культурности в показе икон на выставке, тем успешнее в будущем пойдет иконный экспорт. Выставка должна была работать не на немедленный грошовый эффект, а на грандиозную долговременную коммерческую перспективу. Последующие события, однако, показали, что хотя решение не продавать экспонаты было принято на правительственном уровне, попытки продать иконы с выставки были предприняты.

Участники совещания комиссии Хинчука обрушили шквал упреков и обвинений на организаторов выставки, в первую очередь Грабаря. Уполномоченный по антикварному экспорту от Ленинграда Позерн потребовал «прибрать к рукам Грабаря и прочих деятелей, которые торгуют иконами». Кто они, эти «прочие», становится ясно из выступлений других участников совещания: «Я знаю трех, которые занимаются иконами: Анисимов, Грабарь, Чириков. У Анисимова по точным сведениям имеется коллекция (икон. – Е. О.) больше чем на 1 млн руб…»; «Чириков покупал 1–1,5 года тому назад. Он пока не продает, он собирает свою собственную коллекцию» (имя выступавшего не указано). А вот выступление Луначарского:

Вокруг масса слухов, будто бы Грабарь и некоторые лица хотят воспользоваться (подготовкой к выставке. – Е. О.) и открыть частную лавочку. Они покупают доску (икону. – Е. О.), которая стоит 5 руб., Грабарь говорит, что это 17 век, 14 век, и продают за 500 руб. или 5 тыс. Это же (Грабарь. – Е. О.) знаток с именем, может превратить ничтожную вещь в хорошую. Он выдает паспорт за своей подписью и если будут спорить, так «спорьте пожалуйста». Один говорит, что относится (к этому веку. – Е. О.), другой говорит – не относится. Ко мне приходят и заявляют, что Грабарь держится (за организацию выставки. – Е. О.) для того, чтобы создать личную славу и рекламировать себя как центральную фигуру иконного движения и вместе с тем закупит товар подходящий и наживет огромные деньги. Вокруг этого начинается уже свистопляска, которая заставляет бояться, что образуется гнойник вокруг чрезвычайно благоприятного для нас дела…

Луначарский предложил расширить состав организационного комитета выставки, что лишило бы Грабаря и Анисимова монополии в деле ее подготовки:

Надо поставить во главе этого дела людей разного типа и специалистов хороших. Тут нужна взаимная проверка. Даже таким людям как Грабарь полностью доверять нельзя… для Грабаря самого неприятно будет, сейчас Москва его буквально возненавидела.

В ответ на это Гинзбург предложил вместе с Грабарем послать за границу Лихачева. Состав организаторов выставки, однако, остался прежним.

Грабаря не было на январском заседании комиссии Хинчука, где его имя склоняли на все лады, но он продолжал и словом и делом отстаивать первоначальный состав выставки. Анисимов тоже жестко защищал состав отобранных для выставки икон, включая и самые древние. Вооружившись решением экспертной комиссии Главнауки, Третьяковская галерея сразу же попыталась забрать из ЦГРМ иконы, не разрешенные к вывозу. Вероятно, и другие музеи действовали так же, но не тут-то было. Грабарь не торопился возвращать иконы, требуя официального предписания от Главнауки. Оно последовало 12 января 1929 года. Но и после этого Грабарь не сдался. В самый разгар скандала, который грозил срывом выставки, он написал письмо в Главнауку Наркомпроса. Это письмо было ответом на телефонный запрос от 14 января, в котором Главнаука потребовала от Грабаря объяснений. Несмотря на разгоревшийся скандал, Грабарь не стал оправдываться. Несомненно зная, что комиссия Хинчука все-таки решила выставку проводить, Грабарь опротестовал постановление экспертной комиссии и потребовал восстановить в составе выставки иконы, запрещенные к вывозу. На всякий случай, однако, он открестился от авторства идеи выставки, утверждая, что она была задумана и организована по инициативе Госторга, и «забыв» о своих переговорах с Наркомпросом, которые вел еще до того, как к делу подключились торговцы. Настойчивость Грабаря принесла результаты.

До январского вмешательства экспертной комиссии за границу предполагалось послать пять подлинников древнейших икон. В их числе были иконы XIII века29: «Деисус» из церкви Св. Николая в Пскове, «Свв. Иоанн Лествичник, Георгий и Власий» из Исторического музея, «Св. Никола» поясной из Новгородского музея, «Богоматерь Толгская» из Ярославля и «Сошествие во ад» из Новгорода. Из отобранных Грабарем экспертная комиссия разрешила к вывозу только две первые иконы. Ссылаясь на то, что такое изъятие не позволит даже в общих чертах осветить древнейшую эпоху, Грабарь требовал оставить хотя бы еще две – «Николу» поясного и «Сошествие во ад». В результате «Никола» поехал в турне. Таким образом, на выставке благодаря Грабарю оказалось не две, а три иконы домонгольского периода, однако два шедевра, «Богоматерь Толгская» и «Сошествие во ад», благодаря сопротивлению интеллигенции остались дома, избежав опасного путешествия.

Из восьми икон XIV века, которые Грабарь первоначально отобрал для выставки, экспертная комиссия разрешила вывезти только три: створку царских врат с изображением св. Василия Кесарийского из Тверского музея, иконы «Собор Богоматери» из церкви Св. Варвары в Пскове и «Свв. Никола и Георгий» из Гуслицкого монастыря. Грабарь считал, что подобное изъятие не позволит показать генезис и эволюцию художественных течений, и требовал «безусловно удержать в списке по крайней мере» еще четыре иконы XIV века, в том числе «Избранных святых»30, «Четырехчастную из Новгорода», хранившуюся в то время в Историческом музее, «Богоматерь» из деисусного чина из Троице-Сергиевой лавры и «Богоматерь Владимирскую» из Вологодского музея. Только одну икону этого периода, «Успение» из Русского музея, Грабарь соглашался не вывозить31. Он добился своего: все иконы, кроме «Успения», поехали за границу.

XV век, по мнению Грабаря, был представлен исчерпывающе, а вот в показе