– И как тебе наша одежда?

– На уровне.

– А ты говоришь, – Аркадий обратился к Бедову, – если бы ты знал, как приятно, когда твоя работа кому-нибудь нужна.

– Я знаю, – сказал Бедов.

– Откуда? Ты не работаешь.

– Работаю. Поэты – это аномальные образования. Ты думаешь, на голом месте все эти ваши швейные мастерские, хлебопекарни и урожаи картошки появляются? Всё это богатство ваше нужно вначале отмолить и отстрадать.

– Хороший тост, – сказал Аркадий, – Иллариона помянуть надо.

– Погиб поэт, – подхватил Виктор…

После стопки водки Аркадия осенила идея:

– Бедов, сказал Аркадий, а если Илларион действительно был хорошим поэтом? Наверное, остались его черновики, записные книжки, дневники? Это всё нужно найти и издать. Деньги мы найдём. Сборник ты составишь, ты и предисловие напишешь. Напечатаем вначале небольшим тиражом. Посмотрим, как книга распространяться будет. А как тебе это помещение для библиотеки? Если всюду будут стеллажи с книгами, а скажем, там, возле окна, будет стоять круглый стол со стульями? Да ты не дрейфь, меняйся. Свежая вода, она ещё никому не вредила.

Бедов попытался что-то возразить, но тут в беседу вступил Фёдор:

– Всё как в сказке. Так не бывает, что за считанные дни проходит целая жизнь. Только что с этим делать?

– За это надо выпить – сказал Аркадий, подошёл к окну и распахнул его. В окно ворвались запахи цветущих трав и деревьев, крики петухов, гоготание гусей, смех индюшек, шелесты ветра.

После второй стопки Фёдор попросил денег и сказал, что ему нужно уехать на время уладить дела.

– Дам, – сказал Рукомойников, – а что дальше?

– Не знаю. У меня мечта – цветы выращивать. Хочу цветочную плантацию организовать. Маленький бизнес.

– Где?

– Может быть, здесь.

– Ещё мечты есть? У нас сегодня как раз такая тема заседания. Давай, выкладывай мечты свои.

– Ещё я хочу вложиться в строительство храма. Деньгами, а может и руками, и головой.

– Ты, Федя, говоришь так, будто жить здесь собираешься.

– Не знаю, может и собираюсь.

– Не понимаю вас, мужики, – Аркадий начал нервничать, – если вы решили что-то делать – делайте! Что мешкаете, телитесь, как девушки. Что ты всё время «не знаю» говоришь, ты же вроде нормальный, не поэт, и с головой у тебя вроде уже хорошо. Когда узнаешь?

– Скоро узнаю. Ещё, хорошо бы мне здесь какой-нибудь дом небольшой занять. Пустуют же дома, а я реставрирую, отстрою, не знаю, буду ли жить постоянно….

– Опять не знаешь? Не беси меня, Фёдор.

– Не могу ничего обещать. Мне дела уладить надо, там на материке.

– А у нас что, не материк, остров какой что ли?

– Да, остров. И я ещё до конца не понимаю, существуете ли вы на самом деле, или всё это мне снится, или может, я уже умер и сейчас на небе нахожусь, но уж точно не в реальности.

– А мы – ангелы? Херувимы и серафимы? Что за глупости! Ладно, Федя, приедешь, потом поговорим. Ладно. Давайте, мужики, по последней, Фёдор, говори речь.

Фёдор взял стопку и сказал:

– Меня звали Андрей, но какая разница? Я вам благодарен.

– Давай без благодарностей, тост говори.

– За встречи. Мы думаем, что есть прощания, а есть только встречи.

– Федя, приходите на наши встречи, вы же поэт! – заволновался Бедов.

– Хороший тост. Будем.

Они выпили, Аркадий вынул бумажник, отсыпал Фёдору купюр, спросил, пойдёт ли тот прощаться к Веденским, а когда узнал, что не пойдёт, удивился и вызвал такси. А потом добавил:

– Я тебя перехитрил. Иди к Веденским. Такси туда приедет.

И Фёдор побежал. Бежал всё быстрее к месту, которое уже называл своим домом. К людям, которых полюбил и прощаться с которыми ни за что не хотел. Все были дома, даже Надежда Васильевна пришла с огорода, будто почувствовала неладное.

– Уезжаешь? – спросил Кузьмич

– Да.

– Приезжай, будем ждать, особенно Света, – Кузьмич улыбнулся.

– Я как будто от матери отрываюсь.

– И мы тебя полюбили.

Надежда Васильевна собрала и вручила Фёдору пакет с бутербродами и овощами, а Светка неожиданно по-мальчишески протянула руку для рукопожатия, и когда Фёдор взял её руку, сжала её так, что Фёдор ойкнул:

– Ты чего? – спросил Фёдор.

– Я так прощаюсь, – сказала Светка, – теперь ты меня запомнишь.

– Я запомню.

– Твоя машина.

По белой просёлочной дороге ко двору Веденских тихо и осторожно, блестя отполированной поверхностью, отголоском другой жизни крался чёрный мерседес.

– Ничего себе, такси, – усмехнулся Кузьмич, – Федя, с комфортом поедешь!

Дверца водителя открылась, и оттуда, ослепительно улыбаясь голливудской улыбкой, вылез белокурый утончённый мужчина в бежевых льняных брюках и чёрной, обтягивающей гибкий торс, майке. Губы у него были чуть тронуты помадой, что насторожило Надежду Васильевну и Кузьмича, а Светку привело в бурный восторг:

– Ну, Федь, тебе таксиста по спецзаказу прислали.

Фёдор, не оглядываясь, нырнул в машину, дверца за ним захлопнулась, он сказал адрес, услышал цену, и они поехали. Таксист оказался разговорчивый – шутил, травил анекдоты, и через некоторое время Федя перестал реагировать на его внешность.

Соня и Валерий приехали на пепелище уже после того, как его пядь за пядью исследовали односельчане. В ближайшем доме, как раз в том, где Семёныч недавно рубил гусей, они узнали странное: тело Иллариона не было обнаружено, никаких следов батюшки никто не нашёл, и это наводило на странные мысли.

– Надо собрать вещи, твои и девочек, – предложил Валерий, – управимся за час?

– Попробуем.

Опустевший дом священника становился всё более одиноким, лишившись Сониных икон, книг, учебников, детских фотографий, одежды, которая ещё хранила тепло и память тел. Погрузив всё в машину, Соня забралась на заднее сиденье, забилась в угол и прикрыла глаза.

– Почему-то я так и думал, – сказал Валерий, отъезжая.

– Что думал? – спросила Соня.

– Что он жив.

Соня ничего не ответила. До города они ехали молча, лишь на одном перекрёстке она отвлеклась, узнав в поворачивающей машине на заднем сиденье Фёдора.

– Как? – спросил у Фёдора белокурый шофёр.

– Всё хорошо, – ответил Фёдор.

– Чего хорошего? – спросил шофёр.

– Давно за рулём? – ответил вопросом на вопрос пассажир.

– Давно.

– Заметно.

– А ты, что решил, что выбрал?

– Вы о чём?

– Человек всегда перед выбором стоит.

– Ничего не выбирал.

– А почему в город едешь? Что у тебя там?

– А почему вы перешли на «ты»? Я с вами дистанцию не сокращал.

– Предлагаю перейти, я людей на «вы» никогда не называю.

– Значит, вас – можно, а вы не можете?

– Не могу.

– Тыкаете, значит.

– Именно это слово.

– Презираете людей.

– У меня смешанное чувство.

– Понятно.

– Что понятно? – водитель засмеялся и обнажил ряд безупречных зубов, – ничего тебе не понятно. Обычно люди пребывают в двух состояниях