один прекрасный день он столкнулся с некой Ирен Дервиз, журналисткой «Пари-Матч», которая приехала сюда, чтобы сделать материал о Бардо.

Судя по его рассказу, Брижит показала свой характер, упорно отказывая Дервиз в интервью. «Брижит была в ужасе от свалившейся на нее славы, ей в буквальном смысле приходилось выдерживать осаду слетавшихся со всего света журналистов».

Дистель рассказывает, что Брижит искала спасения за стенами «Мадрага» и Дервиз уже собралась было обратно в Париж. Уже почти ни на что не надеясь, журналистка попросила Дистеля съездить с ней в «Мадраг». Дистель утверждает, что сильно сомневался в этой затее. Во-первых, у него не было ни малейшего желания навязываться кому бы то ни было, а во-вторых, он отнюдь не был уверен в том, что Брижит вообще откроет им дверь. Дервиз, однако, стояла на своем, и Дистелю ничего не оставалось, как присоединиться к ней. Если верить Дистелю, к величайшему удивлению их обоих, Бардо не только открыла дверь, но даже была рада их видеть — в особенности Дистеля. Ирен Дервиз, теперь ее зовут Ирен Боллинг — она замужем за одним из самых прославленных европейских джазменов — настаивает на собственной версии. По ее словам, она обмолвилась Дистелю, что хотела бы посетить «Мадраг», и тот пригласил ее с собой. Как бы там ни было, эта встреча обернулась для Ирен Дервиз поводом для статьи, а для Саша Дистеля — приглашением на обед. Поскольку холодильник был практически пуст — опять-таки, согласно версии Дистеля, он даже навлек на себя гнев Брижит, заявив, что она-де была слишком прижимиста, чтобы чем-либо его наполнить, — они отправились в ресторан. После ресторана они заехали в клуб под названием «Д'Эксвинад». В ту пору в моду вошел танец «ча-ча-ча», и они протанцевали всю ночь. Под конец прозвучали несколько медленных мелодий, и Дистель понял, что сжимает Брижит в своих объятьях. Той ночью они возвратились вместе с нею в «Мадраг».

Затем последовал настоящий летний роман. Юные и красивые, они составляли привлекательную пару. Через три дня эта новость уже перекочевала на первые страницы газет, и влюбленным не было отбоя от папарацци. Из Сен-Тропеза репортеры увязались за ними в Париж. В Италии в сентябре 1958 года, когда Бардо и Дистель вместе приехали в Венецию на кинофестиваль, их уже поджидала неистовствующая толпа. Для их защиты потребовалось ни много ни мало — четыре тысячи полицейских.

Разумеется, Брижит это мало обрадовало, ведь она уже была сыта по горло подобными сценами. С другой стороны, поднявшийся ажиотаж пошел только на пользу только начинавшейся карьере Дистеля. И по сей день в журналистской среде ходят рассказы о том, что в дни головокружительного романа Бардо — Дистель не кто иной, как сам кавалер, заранее оповещал журналистов об их планах и маршрутах. Если верить этим байкам, в какой-то момент один из журналистов заявил Дистелю, что, мол, если ты, парень, позвонишь еще раз, тебе по гроб жизни не видать своего имени на страницах нашей газеты.

Некоторое время ходили упорные слухи о возможном браке Бардо и Дистеля. Пресса сообщала, что когда Дистель представил Брижит своим родителям, его мать подарила Бардо свое собственное обручальное кольцо с сапфиром в виде звезды, обрамленном бриллиантами. Сегодня Брижит утверждает, что все это россказни, хотя и соглашается, что когда она представила Дистеля Пилу и Тоти, те, в отличие от родителей потенциального жениха, отнеслись к этому более сдержанно.

Однако их помолвка оказалась трудным делом даже для такого человека, как Дистель. Через тридцать лет он назвал свой роман с Брижит «работой на полную ставку». Ей требовалось, чтобы тот, кого она любит, вечно находился при ней, выполнял то, чего она от него захочет, и признавал ее главенство. «В конечном итоге, — рассказывает Дистель, — у меня не было ни малейшего желания становиться «месье Бардо».

Как бы то ни было, даже удостоившись прозвища «будущий господин Бардо», Дистель не терял понапрасну времени и продолжал делать карьеру на эстраде.

В те дни одним из ведущих французских импрессарио был Андре Пуссе. Он подыскивал артистов для выступлений в ночных клубах, а также представлял во Франции ведущих американских шоуменов, в том числе Эда Сэлливана. В один прекрасный день тот позвонил ему и заявил: «Мне нужна Бардо». Пуссе, отлично зная, что ему даже нечего заикаться об этом Брижит, ответил Сэлли-вану: «Забудь. Она не поедет в Америку. Она ненавидит летать самолетом».

Сэлливан не желал отступать: «Предложи ей 50 тысяч долларов за три минуты».

В годы, когда большинство простых смертных не могли заработать за год даже пятой части этой суммы, Сэлливан предлагал Брижит колоссальные деньги. Ну а поскольку Пуссе за его старания полагались законные десять процентов, он пообещал Сэлливану, что сделает все от него зависящее. Правда он предупредил: «Только не надо заранее обольщаться, потому что у нас все равно ничего не выйдет».

Пуссе остался верен обещанию — он позвонил Бардо и передал ей предложения Сэлливана. И, как он и опасался, Брижит с ходу его отвергла. Пытаясь как-то утешить Сэлливана — а также не желая упускать причитающихся комиссионных, — Пуссе позвонил знаменитому ведущему, чтобы сделать ему контрпредложение: «Я могу организовать для вас ее жениха». Отлично понимая, что одно лишь упоминание имени Бардо способно собрать многомиллионную аудиторию, Сэлливан живо согласился заплатить Дистелю за его участие в телешоу 6 тысяч долларов. Как только стороны, казалось бы, договорились, Пуссе сообщил Сэлливану печальное известие: «Вы не имеете права упоминать имя Брижит».

«Не велика беда!» — ответил Сэлливан и в один из последующих воскресных вечеров представил американским телезрителям «человека, которому завидует каждый мужчина в мире, потому что каждый мужчина в мире желал бы себе его невесту».

Слава Брижит была столь велика, что даже не нужно было называть ее имя. В Америке никто слыхом не слыхивал, кто такой Дистель, однако зрители тотчас догадались, кто его невеста.

Их жаркое лето сменилось прохладной осенью. Брижит теперь готовилась к новой работе с Раулем Леви в картине на тему второй мировой войны — «Бабетта идет на войну», и Дистель незаметно отошел на второй план. Брижит оставила его наедине с его весьма перспективной карьерой. Он же оставил ей после себя не только воспоминания. Дистель привнес в ее жизнь страсть к игре на гитаре. Как выразилась сама Брижит, «он наполнил мою жизнь музыкой».

Кстати, может показаться забавным, что вскоре после того, как Дистель расстался с первой женой Вадима, у него завязался роман со второй — Анетт Страйберг.

Вот что замечает