«Опять Павел! Что ж такое?» — думал Виктор, не упуская ни слова из сказанного настоятелем.

Да, было над чем подумать. Прошедший год, который перевернул его жизнь и заставил встрепенуться, был насыщен этим именем. Сперва журналиста чуть не утопил на отдыхе сельский увалень Павло. Затем Виктор познакомился с «голодным и злым» Павлом в поезде. А зимой Лаврова свел с матерью матроса с «Карины» дядя Паша — рабочий из одесского ресторана «Кобэ»… Что-то или кто-то неизменно вел Виктора к этому артефакту — Камню Апостола Павла или Камню Святого Климента.

— И вот я у вас, Виктор Петрович, — спокойно сказал Антип, опять обратившись к Лаврову на «вы».

— Как раз хорошо, Витя! — опять влез Короленко. — Этого Карлсона… или как его, черта?..

— Густава Стурена, — задумчиво поправил друга Лавров.

— …Да, Стурена… знаешь только ты. Легче будет договориться.

— Я его знаю точно так же, как ты главу СБУ: за руку здоровался, а водку вместе не пил, — ответил Виктор, продолжая о чем-то думать.

Виктор встал и повернулся к Антипу.

— Мне нужно посоветоваться с другом. Вы позволите?.. А я пока дам вам почитать…

Виктор пробежался взглядом по своей шикарной библиотеке и достал фолиант Библии девятнадцатого века. Вручив тяжелый том священнику, он отвел Короленко подальше и заговорил шепотом. Журналист был явно взволнован.

— Гаврилыч, ты точно знаешь, что он не врет?

— Ты с ума сошел, Лавров. Ты бы видел, каким он ко мне пришел. Я его еле-еле выходил…

— Это не доказательство.

— А то, что почти все члены банды сознались, что пытались узнать, где находится реликвия, для тебя доказательство?

— Да что-то слабо верится, что ученый отдаст за плинфу пять миллионов долларов.

— Но это артефакт! — почти крикнул Короленко.

— Т-с-с, — Виктор приставил палец к губам. — Понимаешь, артефакт. Тебе мало артефактов? Ты уже одной руки лишился! Хочешь вторую потерять?

— Если надо спасти людей, — твердо сказал Короленко, — отдам и вторую.

Виктор почувствовал в словах друга решимость, и его это взбудоражило.

— Месяц назад ты так не говорил…

— Месяц назад я еще ничего не знал.

Шушуканью СБУшника и журналиста пришел конец, когда древний фолиант с полки Виктора с шумом захлопнулся.

— Слушай меня, Лавров! — старый священник встал. Его глаза из детских и наивных превратились в очи полководца, ясные и целеустремленные, пусть старческие, но полные стальной силы и гордости за свое войско. — Раз тебе мало слова священника. С тобой сейчас говорит не отец Антип, а рядовой штрафного батальона Климентий Ефремов! Я всю жизнь кого-то терял: семью, друзей, с которыми жрали «крошенку» в окопах, затем учителей и братьев по вере. Но не потерял веру во Всевышнего. И сейчас, на склоне лет, не могу потерять веру в людей. Я перешагнул через все, что было, и вопреки своей миссии — хранить Камень — отдаю реликвию тебе, чтобы ты спас этих несчастных мальчишек с сухогруза. А ты не хочешь сделать самого малого?

— Ты… вы… воевали? — неуверенно и подавленно спросил Виктор.

— Воевал, Лавров, воевал. Только лет на сорок раньше тебя, — ответил старец. Это были слова сильного мужчины — того второго «я» тщедушного священника, которое помогло ему пройти все и выжить.

Лавров и Короленко сидели молча. Потому что любые слова в этот момент могли показаться глупыми.

— В общем, так! — заключил Антип. — Камень из черного вулканического стекла замурован в подножие монумента Николаю Святоше. Узнать его нетрудно. Захочешь — достанешь и отвезешь. Не захочешь — тебе с этим жить. А я…

Антип отошел к двери и тут же переменился. Его лицо опять приняло милосердный облик.

— …А я благословляю тебя на дело праведное во спасение рабов Божьих, моряков сухогруза «Карина».

Он трижды перекрестил Короленко и Лаврова издалека.

— Спаси вас Господь, дети мои!

И вышел, будто его и не было вовсе.

50-летний миллионер Густав Стурен — потомок шведских эмигрантов из села Старошведское [ныне село Змиевка Херсонской области]. Во времена Екатерины II шведы, проживавшие на острове Даге [сейчас о. Хийумаа, Эстония], отошедшем к России после победы Петра I над Карлом XII в 1721 году, были отправлены на вновь завоеванные южные земли. В 1928 году около сотни семей давно обрусевших шведов из села Старошведское эмигрировали в Канаду, большинство из них поселились в провинции Манитоба. Археолог-палеограф Густав Стурен из их числа. Помимо английского, шведского, латыни, древнегреческого и арамейского, владеет еще и русским языком. Исследует подземные храмы эфиопского города Лалибела…»

Виктор тщательно изучал «ориентировку», которую предоставил ему Короленко.

Он привык тщательно готовиться к любому путешествию и уделял не менее двух дней изучению документов. Но в этот раз ему предстояла целая операция: сначала нужно было извлечь камень из памятника Николаю Святоше, что неподалеку от здания райсовета. Затем нужно было умудриться вывезти его за границу. А уж потом — самое простое: доставить плинфу Стурену. Конечно, Виктор иронизировал. Самая простая задача, если разобраться, была самой сложной. Если камень стоит пять миллионов долларов, всегда найдутся люди, которые захотят этот камень отобрать. Даже при полной конфиденциальности, они материализуются из воздуха и пойдут на все, даже на убийство.

Поэтому в этот раз Лавров исключил в поездке всяких ассистентов. Но в первую очередь он расплатился с Маломужем и Хорунжим за поездку в Сомали. В назначенное время Игорь и Олег прибыли к Виктору в домашний кабинет и на столе в конвертах каждого из них ждала стопка зеленых купюр.

— Спасибо вам, мужики. Это была славная работа, и лучше вас никто бы не справился.

Дежурная фраза с рукопожатиями и вручением гонорара за работу после всего пережитого группой выглядела глупо, и в уникальном кабинете Виктора стояла атмосфера недоверия. Он прекрасно чувствовал это, но старался не подавать виду, спрятав взгляд в мониторе компьютера.

— И это все? — поднял брови Хорунжий.

— Да. А что еще? — изображая недоумение, спросил Виктор и потянулся к своему сейфу, аккуратно замаскированному под фасад стенного шкафа. — Если мало, я могу добавить….

— Петрович! Вот нафиг этот цирк? — не выдержал Игорь. — Миниатюра «В гостях у Брежнева».

Режиссер, пародируя знаменитого генсека, стал говорить старческим надтреснутым плямкающим баритоном:

— Дорогие друзья. Партия вручила вам самое дорогое, что у нее есть — свои деньги!

— Вы просто забыли добавить, Виктор Петрович, — вклинился в разговор Маломуж, — всего несколько слов: надеюсь на дальнейшее тесное и плодотворное сотрудничество. Пойдем, Хорунжий. Мы здесь явно больше не нужны.