Короленко, хоть и бывал у Виктора неоднократно, в его домашний кабинет попал впервые.

Здесь можно было увидеть фотографии хозяина с «сильными мира сего». Эти снимки журналист не особо-то и жаловал, но в личном пространстве они помогали ему без лишних слов выстроить нужную коммуникацию с малознакомыми посетителями.

— Мне иногда кажется, что я дружу с Сенкевичем, Кусто и Конюховым в одном лице, — сказал Короленко, разглядывая фотографии.

Короленко знал, какие цели преследует. Ему нужно было разговорить Виктора, помятое лицо которого явно не располагало к беседе.

Полки и стены кабинета украшали причудливые предметы, привезенные из дальних стран.

Безделицы из сувенирных лавок Лавров не любил, а вот нож из черного обсидиана, каким индейцы майя вспарывали грудную клетку жертвы, тут нашел свой приют. Маленькая высушенная человеческая голова — прибежище папуасского духа — покоилась в темном углу на сейфе между шкафами. Виктор называл ее «бедный Йорик» и, когда разговаривал сам с собой, обращался как бы к этому жуткому артефакту.

— А это что, потомкам в назидание? — опять нарушил тишину полковник. — Не курите, дети, никогда?

Виктор услышал комментарий полковника, но опять промолчал.

Непальская карта пути следования в страну Шамбалу, выполненная на коже неизвестного животного, украшала одну из стен.

Особое место было выделено предмету в виде очень маленькой пушечки или ручной бомбарды, которую способен носить один человек. Короткий ствол «ручницы» был прикреплен к концу палки с крюком; противоположный конец палки держался под мышкой, а крюк цеплялся за какую-нибудь опору, чтобы удержать отдачу. Ручница была снабжена поясняющей табличкой «Подлинный образец оружия наших испанских предков, завоевавших Новый Свет».

Женский манекен у ротангового кресла был одет в элегантный комбинезон из кожи цефалоподов. Осьминоги, каракатицы и их родственники могут в мгновение ока изменить свой окрас, чтобы слиться с окружающей средой. Комбинезон из их кожи изменял не только цвет своей поверхности, но еще и ее текстуру и рисунок. Все это благодаря белку опсину, который содержится в любом глазу — от рачьих зенок до печального ока коровы. У цефалоподов вся кожа содержит опсин, и новошвабские ученые изобрели метод, как поддерживать его в «рабочем состоянии»…

— Ну, как ты тут, малышка? — вполголоса обратился Виктор к этому манекену. — Как поживаешь?

Комбинезон когда-то носила австралийская лыжница Лиза Шмерлайб, с «ней» Лавров тоже разговаривал, когда запирался в своей обители.

— Дожил, Лавров, с манекенами разговариваешь?

Виктор ничего не ответил и открыл бар. На полу стояла батарея пустых бутылок из-под любимого таврийского коньяка.

Внезапно взгляд полковника упал на рабочий стол. Здесь аккуратно лежали несколько потрепанных старых книг. Отдельно — обложки, отдельно — стопки листов. Целая стопка листов была зажата между двух досок струбцинами. В стороне находились уже приготовленные капталы…

— Книги переплетаю. Наконец-то добрался, — нехотя пояснил Виктор, наливая в большие пузатые коньячные бокалы душистый таврийский напиток.

Короленко был поражен. Что обычно делает мужчина в запое? Пьет, курит, спит… снова пьет, опять курит, опять спит. Виктор же переплетал старые книги. Здесь лежали обложки зачитанных до дыр «Одиссеи капитана Блада» Сабатини и «Двух капитанов» Каверина.

— Мои первые детские путешествия, — с внутренней теплотой в голосе поведал Виктор, протягивая полковнику бокал с коньяком.

— Ну как с тобой бороться, Лавров? — наигранно сдвинул брови Короленко, беря в руку бокал. — Я ведь ехал тебе мозги на место ставить. Думал, пьешь напропалую, а ты…

— …За встречу, Гаврилыч, — спокойно ответил Виктор и отпил из своего бокала.

Короленко не знал, как себя вести. Он никогда не сталкивался с таким эстетическим видом запоя. «Во всем интеллигент, — думал особист. — Тут еще неизвестно, кто кому морали читать будет…» Как в дополнение к изысканным манерам журналиста в кабинете, будто материализовавшись из воздуха, появился огромный персидский кот. Из всех обитателей дома только пушистому мурлыке разрешалось заходить в кабинет Лаврова. Хотя он, как водится, считал, что это Лавров приходит к нему в гости.

Пройдя важно и глянув на Короленко, как на приблуду, «хозяин» подошел к Виктору и оповестил его о своем приходе низким грудным «Р-р-р-м-о…»

— А-а-а, Бэрримор! — воскликнул журналист. — Прыгай, старичок.

Кот без раскачки взмыл вверх и умостился на коленях хозяина.

— Хорош гусь, — усмехнулся Короленко, глядя на пушистого зверя.

— Ага. У нас тут с ним своеобразный мужской монастырь, — с любовью сказал Виктор, почесывая за ухом свое шерстяное сокровище.

— Кастрирован? — поинтересовался полковник.

— Да. Только, прошу заметить, не евнух! Скорее, серый кардинал этого дома. Ни одно серьезное решение не принимается без его участия.

Короленко вздохнул с облегчением. Судя по состоянию Виктора, с ним не нужно было вести разъяснительных бесед.

— Кстати, по поводу монастыря… Есть дело! — воскликнул он.

— Хочешь меня в монастырь сдать? Не получится! У меня на попов аллергия.

Как и большинство ровесников, воспитанный в духе атеизма Виктор относился к служителям церкви, мягко говоря, равнодушно. Нет, он, конечно, мог сходить в церковь на Пасху, окунуться в прорубь на Крещение, прочитать шепотом «Отче наш» или «Символ Веры», но причащаться и исповедоваться — увольте. Лавров был твердо уверен, что между человеком и Богом посредников быть не должно. Вот и сейчас он насторожился.

— Вить, это не то, что ты подумал… — начал Короленко.

— Ты говоришь, как мужик, которого жена застукала с любовницей.

— Хорошо, пусть так, — пропустил мимо ушей шутку Виктора полковник. — С этим человеком тебе просто необходимо встретиться.

— С каким человеком?

— Со священником, — терпеливо продолжил Короленко. — Тебе его нужно выслушать.

— Гаврилыч! Ты не понял, что ли? Я не собираюсь ни перед кем исповедоваться и прикладываться к перстам. Неизвестно за что он этими перстами брался!

Услышав повышенный тон хозяина, Бэрримор спрыгнул на пол и лениво пошел по своим делам.

Короленко видел, что Лавров явно раздражен. Тема служителей Бога была явно не его темой, нополковник продолжал настаивать.

— Витюша, отец Антип…

— …Оба-на! Полковник! У меня один отец — Петр Федотович Ларов. Я — Виктор Петрович, а не Виктор Петрович-Антипыч, слава богу…

— Вот видишь, — горько усмехнулся полковник. — В Бога веруешь, упоминаешь, а с его служителем встретиться не хочешь…

— Грешник грешнику будет грехи отпускать? — иронично крякнул Виктор, наливая очередную порцию коньяку себе и другу.