Антони сидит на причале, поставив ноги на корму своей лодки. Он выпрямляет спину, когда я приближаюсь. Как он чувствует моё приближение — для меня загадка, потому что мои туфли бесшумно передвигаются по пирсу.

— Закончила от меня прятаться, Фэллон?

Его комментарий возвращает меня в погреб, где Данте задал мне тот же самый вопрос. Только вот от него я не пряталась.

— Да.

Антони смотрит на меня через плечо, приподняв брови. Похоже, он не ожидал такой прямоты. Я ставлю свою тарелку на пирс и сажусь с ним рядом.

Моё исчезновение притупило неиссякаемую искру в его глазах.

— Зачем?

Я наблюдаю за тем, как жёлтый змей проплывает под плотно стоящими лодками и пугает стайку уток, которые, громко крякая, взлетают с сине-чёрной глади воды.

— Данте приходил повидаться со мной.

Я закусываю нижнюю губу.

— Он поцеловал меня и пригласил на свидание.

Мне надоели секреты. Быть может, Антони и не любовь всей моей жизни, но, возможно, и Данте ею не является.

Пророчество, хреночество.

Краем глаза я замечаю, как по лицу Антони пробегают мрачные эмоции.

— Он даже не пригласил тебя на пир.

Наконец я смотрю в его сторону.

— Пригласил, но бабушка спрятала ленту, чтобы я не пошла.

Я всё ещё не уверена в том, что это была она, но поскольку я не могу рассказать Антони о Бронвен, я останавливаюсь на своей первой версии.

— Я ответила ему согласием.

Зрачки Антони сужаются до точек.

— А ты рассказала ему о нас?

— Нет. Он не спрашивал.

— А если бы спросил?

— Я бы ему рассказала. Мне нечего стыдиться. Особенно учитывая… учитывая… — мой голос превращается в наполненный болью хрип.

— Что мы только целовались?

— Нет. То есть, да. Но я не об этом подумала.

Антони обвивает меня рукой за талию и притягивает к себе. Я кладу щёку на его плечо, которое кажется таким тёплым и крепким, таким успокаивающим и безопасным.

— Учитывая, что он переспал с Берил? — его шепот такой мягкий, как ветер, который ударяет в свёрнутые паруса качающихся лодок.

Я поднимаю голову с его плеча.

— Ты слышал?

— Не очень многие секреты остаются таковыми в «Кубышке».

— Боже, Антони, я такая, мать его, наивная, — хрипло говорю я.

— Не думаю, что когда-нибудь слышал, как ты ругаешься.

Он проводит шероховатой подушечкой своего большого пальца по моему голому плечу в сторону локтя, а потом назад.

— Ты не наивная, Фэллон. Ты молодая, и ты идеалистка.

Я укрепляюсь в своей решимости. Я хотела переехать из дома, чтобы доказать бабушке, что я взрослая женщина, но взрослые женщины — умудрённые жизнью. У них есть опыт. А что есть у меня кроме глупых мечтаний и нереалистичных ожиданий?

— Избавь меня от неё.

Он перестает гладить мою руку.

— Что прости?

— Избавь меня от моей наивности.

Когда он хмурится, я добавляю:

— Переспи со мной, Антони. Покажи мне, чего я себя лишала. Научи меня, как не ожидать любви от секса.

Его рука падает вниз, он откидывает голову назад, и из его хвостика высвобождаются пряди медово-коричневого цвета, которые теперь подскакивают вокруг его квадратной челюсти.

— Я не какой-то бессердечный жиголо, Фэллон. У меня есть чувства.

— Я не это имела в виду. Я всего лишь хотела сказать, что ты занимался этим миллион раз, и никогда не привязывался.

— Может быть, привязывался.

— Правда?

Он сжимает губы в тонкую линию, давая мне ответ, который не хочет произносить вслух. Неожиданно он вскакивает на ноги. Похоже, он решил покончить с этим разговором.

Покончить со мной.

Это больно, хотя я этого и заслуживаю.

Его челюсть напрягается, как и костяшки его пальцев.

— Ты хочешь узнать, каково это трахаться? Тогда давай потрахаемся.

ГЛАВА 17

Я искушена. Я готова это признать.

Даже, когда он говорит это так грубо, я всё равно испытываю искушение.

Но в глубине души я не хочу, чтобы к моему первому разу меня подтолкнули злость или ревность, и моё сердце тоже этого не хочет. Я не хочу, чтобы это произошло с Антони. Мы с Данте, может быть, и не встречаемся, и я, может быть, не так много для него значу, учитывая тех, с кем он проводит время, но он что-то значит для меня и моего глупого сердца.

Антони и Данте могут отделять свои тела от сердец, но я так не могу.

— Я так понимаю это «нет».

Напряжённые плечи Антони опускаются от расстройства, и он прыгает на палубу своей лодки. Прежде чем исчезнуть за дверью, которая ведет в одну единственную каюту, он выкрикивает:

— Он разобьёт тебе сердце.

Может быть. Хотя я предпочитаю думать, что он этого не сделает. Я предпочитаю думать, что единственная причина, по которой он развлекает других женщин, заключается в том, что он не считает меня той самой.

— Почему тебе так важно, что произойдёт с моим сердцем, Антони?

Его рука уже лежит на ручке, дверь приоткрыта. Его спина напрягается.

— Ты права. Мне это неважно. Мы ведь это уже обсудили?

Больше всего в его озлобленности мне не нравится то, что я стала тому причиной.

— Всё, что меня волнует, это рыба и вагины.

— Не говори так. Это неправда. Тебе не всё равно, и однажды ты найдёшь ту, что будет достойна всей той любви, которую ты готов отдать.

Его голубые глаза находят мои.

— Желаю тебе того же.

И хотя его прощальные слова звучат по-доброму, они являются жестоким напоминанием о том, что он не верит в то, что Данте достоин моей любви.

Он заходит в каюту и с силой закрывает дверь, отчего лодка начинает раскачиваться из стороны в сторону. Я поднимаю лицо к гобелену из звёзд, сияющих над Люсом, и жду, когда пройдёт жжение в глазах и горле.

Это было верное решение.

Если бы Данте не вернулся домой… Если бы Бронвен не рассказала мне о нашем совместном будущем, я, вероятно, поддалась бы этому очаровательному рыбаку, но факт остается фактом — Данте дома.

Прежде чем встать, я наклоняюсь и опускаю руки в воду. Несмотря на то, что она такая мутная, желание окунуться в неё сотрясает всё моё существо.

Вода вокруг моих рук покрывается рябью, и я моргаю, потому что мне кажется… мне кажется…

Розовая морда, покрытая чешуей, выныривает из воды, а за ней следует длинная шея, окружённая белым кольцом.

— Какое же ты странное существо.

Минимус нюхает мою ладонь в поисках угощения, и я смеюсь. Я чешу его под щекой, после чего снимаю крышку со своей тарелки и