орехи себе в рот, увлечённо наблюдая за нашим взаимодействием.

— Это неважно. Я сказал Маттиа и Риккио, чтобы они встретили меня здесь после того, как мы закончим с доставкой.

Я отрываю взгляд от своего ухмыляющегося друга и перевожу его на Антони, который воспринимает это как приглашение к тому, чтобы наклониться и поцеловать меня. У его губ вкус соли, солнца и греховных обещаний. Я так нервничаю, что мои губы остаются неподвижными, как и моё тело. Даже моё сердце как будто затвердело и напоминает теперь мои кости.

Я прижимаю ладони к его груди и быстро отрываюсь от его губ.

— Не здесь.

— Извини.

Он проводит по моему острому подбородку своим шероховатым большим пальцем, после чего отступает.

— Увидимся позже, синьорина Росси.

Фибус поворачивается вместе с Антони и наблюдает за тем, как он уходит. Уголки его губ трогает улыбка.

— И вот, тайна, почему Фэллон оставила нас, раскрыта. Рассказывай. В-С-Ё!

Ему удается разделить последнее слово на большее количество слогов, чем оно содержит.

— Я не по этому не пошла.

Моё лицо начинает гореть.

— Не из-за него.

— Ага-ага.

— Клянусь. Я думала, что не получила ленту, поэтому пошла гулять.

— В постель к Антони?

Я хватаю орех и кидаю в его ухмыляющееся лицо.

— Заткнись.

Когда он перестает надо мной посмеиваться, он говорит, на этот раз очень серьёзно:

— Как ты думаешь, почему ты не получила ленту? Ты одна из любимиц Данте.

Я пожимаю плечами.

— Репутация Росси и всё такое.

— Позволь мне сказать, Данте был очень расстроен.

Фибус оглядывается и смотрит на окна, выходящие на пристань, черты его лица нехарактерно напрягаются.

— И он определенно будет расстроен ещё больше, когда узнает, как ты провела эту ночь.

Кончики его ушей выглядывают из-под его гладких волос, доходящих ему до плеч.

— Мне нравятся петушиные бои, но я не знаю, как отнестись к бою, который ты затеваешь, Капелька.

Я закатываю глаза, услышав прозвище, которым он так любит меня называть.

— Ты разве забыл, что мы ровесники, Фибс?

— Я называю тебя так, потому что ты крошечная.

— Я не крошечная. Это ты безумно высокий.

Какое-то мгновение мы улыбаемся друг другу, но затем то, что он сказал, нависает над нами, словно те вечные облака, скрывающие наши горы.

— Им нет причины за меня драться.

— Разве?

— Между Антони и мной… всё несерьёзно. Мы только целовались. А Данте… Ну, я слышала, что он имеет виды на принцессу.

Фибус фыркает.

— Ради Бога. Поверь мне. Между этими двумя нет совершенно никакой симпатии. В отличие от вас двоих.

Он засовывает в рот очередную горсть орехов.

— Мне стоит попросить у тебя совета, так как мне ещё не удавалось покорить сердце женщины с помощью своих поцелуев.

— Может быть, это потому что ты целуешь их ниже пояса, а сердца находятся выше?

Фибус широко улыбается.

— Неужели моя любимая дева только что грязно пошутила?

— Можете вы все перестать говорить о моей девственности?

— Кто это все?

— Катриона предложила мне продать её на аукционе.

Рука Фибуса застывает перед его ртом с грецким орехом, который он поднял с барной стойки, после того, как тот отскочил от его красивого лица.

— Она говорит, что я могу получить за неё пару золотых монет.

Я провожу верхними зубами по нижней губе, представив, насколько легче была бы моя жизнь с такой суммой денег.

— Нет.

— Что нет? Я столько не стою?

— Ты стоишь гораздо больше, но это к делу не относится. Ты пожалеешь об этом.

И помолчав, он добавляет:

— Если тебе нужны деньги, мой кошелек это твой кошелек.

— Твои родители отрезали тебя от своих денег.

— Но они не поменяли замки ни на дверях, ни на сейфе. Тебе стоит увидеть всё то золото, что они хранят внутри него. И не только в виде монет.

— Фибс, я никогда не смогу взять деньги твоих родителей.

Я наклоняюсь и сжимаю его руку.

— Но спасибо.

Я перевожу разговор со своей девственности и финансовых дел в сторону его недавнего увлечения, одной фейри из Тарекуори, у которой не очень большое приданое, но она компенсирует это своими губами и пальцами, которые Фибус описывает как божественные. Учитывая, что он, Сиб и Катриона любят всем делиться, я уверена, что когда придёт время, я буду точно знать, что и как делать.

— Если тебе что-то дают, это не значит, что оно становится твоим, — бросает Фибс перед тем, как покинуть таверну. — Просто к слову.

Моему мозгу требуется мгновение, чтобы понять, что он говорит не о сексе.

Мне неприятно это признавать, но у меня появляется соблазн занять у него денег, но, к счастью, Фибус уходит раньше, чем я успеваю поддаться этому искушению.

Но, боги, эта мысль без остановки крутится у меня в голове, становясь громче, чем гул таверны. Она становится такой громкой, что я вызываюсь сходить в погреб, которого обычно избегаю, так как я не любитель сырых и тесных помещений.

Я прижимаю ладони к вискам, чтобы задавить предложение Фибуса. Когда я чувствую, что преодолела свою слабость, я хватаю бутыль с вином.

— Вы от меня прячетесь, синьорина Росси?

Моё сердце подпрыгивает вместе с телом и бутылью с вином, которая выскальзывает из моих рук и ударяется об пол с волнительным стуком. Каким-то чудом пробка остаётся на месте, а толстое стекло — в целости и сохранности. Чего нельзя сказать о моём вновь обретённом спокойствии.

Я приседаю на корточки, чтобы поднять бутыль.

— Зачем мне прятаться от своего самого близкого и самого давнего друга?

ГЛАВА 14

— Твоего друга? Так вот, кто я для тебя. И только?

Данте стоит в дверях винного погреба нашей таверны. Его руки скрещены на груди, на белой униформе, позолоченный воротник которой расстёгнут, а его длинные косички перекинуты через плечо. Золотые бусины, нанизанные на их тёмную массу, отражают свет, исходящий от одной единственной керосиновой лампы.

Он пожирает меня своими светло-голубыми глазами, которые очаровывали меня с того самого дня, как группа девочек из Тарекуори толкнула меня в наш класс так, что я упала на колени. В тот день он не только помог мне собрать мои книги, но также подал мне руку и предложил свою защиту. С тех пор никто меня больше не толкал, хотя нельзя сказать, что надо мной не издевались другими способами.

— Я прождал тебя всю ночь на своём одиноком маленьком троне.

— Вместе с принцессой. Я бы не назвала это одиночеством.

— Алёна просто друг. Марко желает заключить союз с севером, а поскольку Эпонина из Неббы, и