— Только без обмороков.

— Постараюсь.

— Я рядом.

— А может нам — того? — Джессика ухватила проводника за рубаху. — Может, нам позвать на помощь?

— Кого?

— Ральфа.

— Так я же здесь.

— Не тебя. Который призрак…

— Бесполезно.

— Ты уверен?

— Вполне.

— Почему?

— Видишь ли, этот инфернальный Ральф — весьма заинтересованное лицо.

— В чем заинтересованное?

— В твоей скорейшей и мучительной кончине.

— С какой стати?

— А чтобы у него появился, так сказать, партнер.

— Может, ты и прав.

Джессика отпустила рубаху проводника, знающего даже мотивы поведения замкового призрака.

— Это же так скучно и тоскливо — слоняться одному век за веком…

— Славная получится, так сказать, парочка.

— Завидуешь?

— Нисколечко.

— Нет, завидуешь.

— Крошка, не спорь: я не допущу, чтобы вы с моим тезкой соединились в призрачный дуэт.

— Надеюсь.

— А вот Томасу Джону Крейгу-потрошителю давно пора на тот свет.

— Но зачем ему все это надо?

— Сейчас узнаешь.

Ральф — не призрак, человек — нажал какой-то незаметный рычаг на лабораторном столе, и торцовая стена, утыканная алхимическими пробирками, бесшумно раздвинулась.

— Лучше все увидеть собственными глазами, Крошка!

— Так испоганить медовый месяц!

— Смелей.

— Но ведь если ты сказал правду, я этого не переживу. — Джессика рывком догнала проводника, знающего истину. — Не переживу…

Ральф — не призрак, человек — первым вошел в хирургический отсек в подвале замка и включил полный верхний свет.

— Смотри.

Джессика подчинилась голосу, в котором все еще звучала досада.

— Смотри: здесь все готово для убийства.

— Кого?

— Тебя, Крошка, тебя.

— Так он что — хирург-садист?

— Нет, всего лишь пожилой джентльмен, старающийся продлить свою жизнь посредством трансплантации молодых органов.

— Так вот почему этот гад трахался в ночной рубашке! — Джессика, превратившаяся из жены Томаса Джона Крейга-младшего в потенциальную жертву Томаса Джона Крейга-потрошителя, вошла в операционную. — Чтобы не показывать шрамы от предыдущих пересадок!

— Минуточку… — Ральф — не призрак, человек — для большей убедительности врубил операционный рефлектор, состоящий из дюжины ярких светильников. — Любуйся.

Сдвоенное хирургическое ложе, накрытое широкой синей простыней, напоминало супружескую кровать, готовую к первой брачной ночи.

— Вот место для донора.

— Где?

— Справа.

— Значит, для меня?

— Разумеется.

— Ужас!

— Ну а слева — для реципиента.

— Моего То…

Молодая особа так и не смогла произнести имя коварного пожилого джентльмена, придумавшего весьма оригинальный способ использования собственных жен в качестве источника запасных частей.

Джессика никогда не была в операционной ни в качестве пациента, ни, тем более, в качестве обслуживающего этот жуткий, кровавый и смертельно опасный процесс.

Джессика даже фильмы не смотрела про то, как вскрывают, кромсают, зашивают.

И стоило в читаемом романе появиться хотя бы намеку на возможное хирургическое вмешательство, как злополучная книга отправлялась прямиком в мусорный контейнер.

Но зато покойная мамочка знала назубок название каждого инструмента, предназначенного для кровавого действа.

И с раннего детства пугала Джессику мудреными и жуткими названиями.

Молодая впечатлительная особа вдруг четко и весьма осязаемо представила, как ее беспомощное, распластанное под ярким рефлектором тело подвергается хирургическому вмешательству.

Набрасывается стая гибких змееподобных кусачих проводов!

Впивается орда шприцев!

Зонды проникают в естественные отверстия — в нос, в рот…

А потом — ланцет!

Следом — холодный скальпель.

Пила занимается ребрами.

Цанги разбирают сосуды.

Экстракторы зачищают вены…

Джессика закрыла глаза, чтобы не видеть этой блицующей и сияющей армады.

Искусственное сердце, не умеющее любить.

Искусственные легкие, не знающие учащенного ритма страсти.

Искусственные почки, равнодушные ко всему.

Искусственная печень, не подсаженная алкоголем.

Искусственный мозг, избавленный от страха смерти.

Джессика начала медленно и ватно опускаться на кафельный пол.

Но Ральф — не призрак, человек — успел подхватить тело, приготовленное для выемки такого здорового, такого великолепного, такого добротного сердца…

Джессика крепко зажмурилась от невыносимо яркого хирургического света.

— Как в театре, — сказала Джессика тихо.

— Где, где?

— В театре, на сцене.

— В принципе — похоже.

— Еще бы… Как в трагедии… Этого, ну…

— Софокла?

— Сам ты свекла!

— Эсхила?

— Пила и буду пить.

— На здоровье.

— Виски, ты понял?

— Еще бы не понять.

— Не разбавленное.

— Ого!

— И даже безо льда.

— А не рискованно будет?

— Зато не страшно.

— Ну, алкоголь не самое лучшее средство против мерзостей и ужасов.

— Возможно.

— Есть патентованные средства релаксации.

— Нет, я таблетки презираю.

— Я тоже.

— А, по-моему, виски может заменить только одно…

— Я весь внимание.

— Дружба.

— Между очаровательной женщиной и…

— И агентом Интерпола!

Первым улыбнулся Ральф — не призрак, человек.