В молодости, работая адвокатом, он несколько раз терпел поражение. И тогда им овладела простая мысль: «Я нахожусь не с той стороны стола с зеленым сукном. Не хочу проигрывать». И Альберехт решил занять место с другой стороны стола с зеленым сукном. Едва его желание сбылось, как он обнаружил, что роль общественного обвинителя отнюдь не противоположна роли защитника.

Иногда он утверждал в своих речах полную чушь, и подозреваемым, несмотря на тонко продуманные выступления адвокатов, выносили обвинительные приговоры. У него сложилось впечатление, что судьи слушают его почти так же вполуха, как и адвокатов. Но самым удивительным было не это. Он намного больше изумлялся, читая в газетах такие фразы: «Прокурор, опасаясь, что добыча вот-вот выскользнет у него из рук, выдвинул соображение, что подозреваемый…»

Полная ерунда. Он никогда не считал, что подозреваемый и тем более адвокат подозреваемого – это добыча, на которую он охотится. Добыча! Пока он сам работал адвокатом, в обвинительном приговоре, выносимом его клиенту, ему виделось поражение. Но в должности прокурора он не расстраивался ни на волосок, если тот, против кого он выдвигал обвинения, бывал оправдан. «Мой доход не снижается от этого ни на цент», – говорили общественные обвинители. Может быть, именно поэтому Альберехт и не расстраивался. А может, и не поэтому. Когда обвиняемые отправлялись в тюрьму в соответствии с его требованием, он совершенно не радовался. Адвокат должен заботиться о своей репутации, в то время как обвинитель – это чиновник, думающий только о карьере. Если прокурор будет работать с излишним рвением, о нем скажут, что он смотрит на вещи чересчур однобоко. Что избыток фанатизма мешает ему быть объективным. Что он не умеет выносить взвешенные суждения. Альберехт понял, что, работая адвокатом, совершенно напрасно завидовал прокурору, когда судья выносил приговор в соответствии с требованиями обвинения. Выиграв процесс, адвокат ощущает радость победы, а прокурор испытывает не больше эмоций, чем кассир в ресторане, когда официант подает счет посетителю.

Такое сравнение пришло ему однажды в голову за чашкой кофе с коньяком, после того как они с Сиси кончили обедать в каком-то ресторанчике.

Сиси тотчас подвергла его откровение марксистско-ленинскому анализу. Тезис – антитезис – синтез = обвинение – защита – судебное решение. Следит ли он за ее мыслью? В буржуазном мире само собой разумеется, что прокурор, будучи орудием капиталистического-идеалистического-буржуазного общества, в принципе не способен составить правильное обвинительное заключение. Потому что обвинительное заключение… от чьего имени оно выдвигается? От имени презренных капиталистических-идеалистических-буржуазных сил, функционирующих в вышеозначенном обществе. А вот с адвокатом дело обстоит иначе. Адвокат, по крайней мере хороший адвокат, глаголет истину, но высказываемая им антитеза, какой бы ни была блистательной, при взаимодействии с неправедным, ибо капиталистически-идеалистическим-буржуазным, обвинением прокурора не может подвести к правильному синтезу. Так что совершенно понятно, почему Альберехт как адвокат столько раз садился в лужу, в то время как в функции прокурора он выполняет свою работу добросовестно, хоть и не получая от нее настоящего удовлетворения.

– Понял, Беппо?

Она взяла его руку в свои, подушечки ее пальцев погладили его ладонь, затем большим пальцем она ласково провела по его руке с тыльной стороны, так что кожа над прожилками сморщилась.

В этом разговоре он признался ей, что его любовь к алкоголю непомерно развилась именно в тот короткий период жизни, когда он был адвокатом.

– Ну конечно, милый, это очень простой психологический механизм. Ты топил в алкоголе свое разочарование, плюс алкоголь избавлял тебя от лишних размышлений о работе, которой ты боялся.

– Работа, которой я занимаюсь сейчас, тоже не дает мне удовлетворения, хотя я уже не так безумно из-за этого переживаю. То, что я стал меньше пить, имеет другие корни. Хочешь, объясню? Милая…

Когда они вернулись домой, Альберехт был порядком пьян и почти сразу заснул.

«Лучше бы я не бросал пить. То, что она от меня ушла, доказывает: я женат на выпивке, а не на ней». Альберехт погрузился в мечты о том, как в первый раз после долгого перерыва напьется в стельку, до потери сознания. Попытался составить план, как он это осуществит, но дело не шло, оттого что он не знал, когда сможет приступить к выполнению плана. Из-за вопроса когда? мысли сразу лишались целостности. Когда? Как только он сам сойдет на английский берег и найдет подходящий случай. Или когда убьют Гитлера, когда рухнет Германия, когда война закончится так же разом, как началась, когда немецкие самолеты перестанут летать, а парашютисты сложат оружие. Для полноты счастья малышку Оттлу Линденбаум найдут живой и здоровой, в ее бежевом пальтишке с оторвавшейся пуговицей, немножко бледненькую и с признаками недосыпа, но в остальном в полном порядке. Свой день он начнет ровно в одиннадцать часов утра с шести рюмок хереса. За ними последует легкий, но изысканный ланч. Во второй половине дня кофе с коньяком. Откуда ни возьмись вдруг появится Сиси. С четырех до семи часов – время для восьми порций выдержанного йеневера. Сиси не могла остаться в Голландии, но на следующий день вернется. Мне придется тебя снова ненадолго покинуть, Беппо. Ладно? Отлично. За ужином не меньше двух бутылок вина. Портвейн на десерт. И кофе с коньяком. Кофе слегка отрезвляет. Ужинать надо в гостях у Эрика. Веселые, но не слишком шумные разговоры. До чего же Берт сегодня занятный собеседник. Виски. Виски, с каждой рюмкой все меньше и меньше содовой. Сегодня его, Берта, день.

Последние рюмки он выпьет вообще без содовой. Как-то раз он опрокинул подряд три бокала-тумблера чистого виски и сохранил контроль над собой. На следующий день все отчетливо помнил. Он тогда, правда, с трудом встал со стула и проснулся через пять часов, не протрезвев. Избавиться от внутренних тормозов – пить, и пить, и пить. Самое удивительное, что алкоголь хоть и дает тебе свободу, хоть и избавляет от внутренних тормозов в любой области жизни, но пользуешься этой свободой только для того, чтобы пить и пить дальше. Казалось бы, можно разбить вдребезги все вокруг, или сорвать одежду со всех женщин поблизости, или сесть за руль и погнаться во весь опор, не глядя на светофоры. Вообще-то он еще никогда в жизни не садился за руль пьяным, да и быстрой езды не любил. Купить по-настоящему быструю машину, как у Эрика, – это не для него.

– Признайся честно, – воскликнул я, – ты хочешь напиться только для того, чтобы тебе хватило мужества выпить еще больше и побить нигде не зарегистрированный рекорд по пьянству.

Этими словами я попытался отогнать черта, ворошившего воспоминания Альберехта об алкоголе. Должен сказать, что черт Желания Выпить настолько силен, что мне еще никогда не удавалось перекричать это порождение бездны. Я могу только робко вклиниваться в его ядовитые речи. Я сказал: какому немцу придет в голову убивать Гитлера, когда его войска наступают по всей Европе? Чего ты еще хочешь? Если Оттлу Линденбаум так и не найдут, то считай, что тебе повезло. Прежде чем пить, постарайся хотя бы добраться до Англии.