Но отец решил не стареть. Он умер на следующий год, сделав моё сожаление ужасно глупым. Лучше бы ему шёл пятый, а потом шестой десяток, пусть бы его черные волосы и борода побила седина, пусть бы фигура утратила офицерскую осанку, хотя военным он не был, и пусть бы я мучился сожалением, что отец стареет и старею я сам.

Я резко встал. Закружилась голова. Я спустился к машине; небо на горизонте чернело, но солнце пекло через рвань облаков. Воздух был плотным и горячим.

На обратном пути я подобрал старика из треугольной автобусной остановки, удивляясь его упорству: он выдержал в духоте несколько часов.

Старик отчаялся настолько, что вышел наперерез мне, широко расставив руки. Его косматая клюка висела, как задушенная змея. Он попросил довезти его до Карасево, долго устраивался, оббил клюкой порог автомобиля, раскашлялся. Вместе с ним в машине устроился запах прокисшей одежды, поэтому я открыл окно и ехал, подставив ветру левую половину лица. Дома я обнаружил, что изрядно обгорел.

Старик оказался с хитрецой: у Карасёво он заявил, что ему нужно чуть дальше поселка, потом попросил подкинуть до следующей развилки, потом ещё и ещё, в общем, проделал этот трюк раз восемь.

В отместку я стал расспрашивать его о Филино и расположенном рядом объекте. Старик отвечал живо, многословно и бестолково.

— Сестра у меня тут. Раньше-то тут весело было. Шурин самогон из рябины делал. Раньше на машине ездили. Умер шурин уже. Я монтажником всю жизнь. Суставы уже ни к чёрту. Давно не работаю. Сюда никак не добраться. Автобус отменили года три как. Нету спроса. У шурина машина была. Помер он. Сгорел. Высох. Тут края такие, нехорошие. Часть военная у них была. Вода теперь плохая. Я никогда у них воду не пил. Только самогон. Шурин его на углях фильтровал. Фильтр всю заразу берёт. Но помер сам. А сестра ещё жива, старая только. Скоро и нам помирать.

Вышел он на остановке около въезда в город, усердно благодаря и приглашая меня на чай, если буду в его краях.

* * *

Оля злилась, когда я уезжал по работе в выходные. Я напоминал ей иногда, что сама она медик, а медики часто работают ненормированно, но Оля была офтальмологом в платной клинике и работала по пятидневке. Тем более её злила необязательная поездка в Филино.

Когда я вернулся ближе к вечеру, Оля уже отмякла. Он сидела на крыльце дома и вычесывала Рикошета специальной щеткой, которую только что привёз курьер вместе с кормом. Рикошет вертелся и пытался схватить Олю за руку. Я сел рядом. Вечер был душным. Пахло яблоневым цветом и пирогом на кухне.

— Это хачапури, — уточнила Оля. Она делала замечательные хачапури: плавленный сыр в них тянулся, как рыбацкие сети.

Рассказ о посёлке вызвал у Оли странную, несвойственную для неё тревогу.

— Разве могут люди так просто умирать? Это же привлекает внимание. Я знаю, как это заведено в Минздраве. Их бы замучили проверками.

— Ну их замучили. Лет двадцать назад. И ничего не нашли.

— Детская смертность на особом контроле. Если там болеют дети, нужно искать.

— Не знаю, — я толкнул её плечом. — Да ладно, чего ты напряглась? Разберёмся. Я же занялся.

Рикошет улучил момент и вырвался, побежав искать оранжевый мячик под беседкой.

— А что ты найдешь, если столько проверок было? — спросила Оля.

— Есть у меня теория.

— Ты всё про эту ограду в лесу?

— Да. Эта ограда называется ФГКУ «Комбинат Заря». И это не комбинат и не склады. Это могильник радиоактивных отходов.

— Что? Откуда ты знаешь?

— Не знаю, но похоже на это. Ну, как сказать… Филино — территория для экспериментов. То их гербицидами потравили, то гептилом, а потом, видимо, совсем списали.

Рикошет рыл лапой под беседкой.

— Не лез бы ты в это дело, — сказала Оля. — Если это могильник, его наверняка охраняют. И рассказывать о нём нельзя.

— Верно. Пусть подыхают.

Клятва Гиппократа зашевелилась в Оле. Она завелась:

— Я не про то. Надо как-то по-другому.

— Как?

Оля пожала плечами. Рикошет вернулся с мячиком в зубах.

* * *

В воскресенье мы сдали Ваську родителям Оли и предались безудержному шоппингу, который закончился ничем. Так бывает, когда у тебя есть настроение что-то купить. Вот когда его нет, хорошие вещи соблазняют с каждой витрины, но когда ты поехал за ними, они прячутся, как грибы.

Блузки, которые прикидывала на себя Оля, были не того размера, слишком цветастые, чересчур мрачные. Джинсы висели на мне так, словно я мерил их в подгузниках. Я так утомился от примерки, что в конце концов выбрал свои же джинсы, приняв их в общей куче за единственные более-менее удачные.

Мы сходили в кино, но и фильм оказался довольно примитивным, про агента ФБР и маньяка, которые спешили к предсказуемой развязке так, словно во время съемок их не пускали в туалет. Сценарии подобных фильмов, вероятно, пишутся азбукой Морзе, а недостатки операторской работы скрадывают ночные съемки, будто в их мире дня просто не существует.

Это не испортило настроения, напротив, мы отдали дань дурным идеям и пошли обедать в фуд-зону на верхнем этаже торгового центра. Оле захотелось съесть какой-нибудь жуткий тошнотик, и она действительно заказала сосиску в тесте, заявив, что это напоминает ей молодость. То есть, времена пятилетней давности.

Я ненавидел шопинг, но отдавшись этому бестолковому занятию с головой и потерпев фиаско, я хотя бы имел право заявить «ну я же предупреждал».

Мы строили планы на вечер. Было бы хорошо купить две бутылки сухого красного вина, вытащить в сад кухонный телевизор, кресла и небольшой столик, разложить на нем сыры и охотничьи колбаски, замотаться в пледы и смотреть какой-нибудь бесконечный сериал. Оля голосовала за «Игру престолов», я склонялся к Breaking Bad. Оля была не прочь посмотреть старый советский фильм, но здесь наши вкусы расходились, потому что ей нравились комедии, которые я не выносил, а я любил меланхоличные картины, вроде «Доживем до понедельника».

— Под вино хорошо пойдёт «Ирония судьбы», — сказала Оля.

— Я тебя умоляю. В конце мая это нонсенс. Это как холодец в Таиланде.

— О, холодец, — оживилась Оля, откладывая свой тошнотик. — Давай заедем в «Эверест» и купим холодец. Там отличный холодец. И будем есть его с васаби и французским вином под советский фильм. Отличное сочетание?

— Да. Я тогда возьму какао с чипсами и поиграю в тетрис.

— О! А можно ещё включить Queen. Точно. О, давай Live Aid 1985 года, там Queen тоже были!

— Это уже теплее.

— Тогда надо колонки вытащить. Точно. Обставим всё колонками и включим на полную. Хеееей-ооо! — выкрикнула она, подражая Меркьюри. — Хей-о-хей-о-хоооо!