Но было не до этого – если мама умерла (убита!) и ее тело как раз выносили под простыней судмедэксперты, то ей, как старшей сестре, требовалось позаботиться о Никитке.

Покинув «уазик», она стала опрашивать соседей. Но ведь их из этих соседей никто не знал – они всего одну ночь тут перекантовались!

Последнюю ночь в жизни мамы.

Одна из молодых женщин припомнила:

– Ну да, возился тут в песочнице темнокожий мальчик, по-нашему болтавший, как урожденный русский.

Никитка и был урожденный русский: только с темной кожей!

– А потом я своего сына на обед позвала, а темненький мальчик остался. А после обеда его в песочнице уже не было…

Больше, кажется, никто на Никитку внимания не обратил.

Воспользовавшись моментом, Анжела просто вышла со двора на улицу. Она должна, нет, она просто обязана найти Никитку.

Живого или…

Нет, конечно же, живого!

Она же знала своего любопытного братца – мог отправиться «в путешествие» по соседним, новым и посему столь завлекательным дворам.

Но во дворах окружающих домов Никитки не было. Сидели и галдели пенсионеры, лузгали семечки разместившиеся на детских качелях гопники, возвращались домой груженные сумками жильцы.

Гопники стали свистеть и улюлюкать вслед Анжеле, а та, понимая, что они информированы лучше всего, подошла к ним.

– Эй, фотомодель, хочешь поближе с нами познакомиться? Устрой нам стриптиз!

И что это всех этих гормонально неуравновешенных типков тянет на стриптиз, причем желательно черный?

– Я несовершеннолетняя, поэтому если хочешь попасть на зону за совращение малолетних и самому там стать объектом совращения, то могу устроить. Кто-то его сопровождать на зону и становиться объектом совращения со стороны тамошних старожилов намерен?

После истории с Кириллом и в особенности с преследованием со стороны натравленных на нее отцом Зойки хулиганами Анжела – при активной помощи крайне креативного Вальки – разработала тактику поведения с такими типами. По крайней мере, вербальную.

Гопники враз притихли, а Анжела обратилась к тому, который и сидел выше, и был старше, и явно являлся лидером этой гоп-компании.

– У меня пропал брат, шести лет. Никита… Никита Иванов. Мне надо его найти.

Гопник, через зубную щель сплюнув на песок, в котором днем возились детишки, отпил пивка и спросил:

– Ну, нехило. Но мы тут при чем?

Анжела продолжила:

– Это же ваши дворы, ваш квартал.

Хотя ударение надо поставить, конечно, на первый слог.

Главгопник снова хлебнул пивка из бутылки и затянулся.

– Ну, предположим.

– Так вы что, допустите, чтобы у вас дети в вашем квартале исчезали?

Один из «шестерок» подал тонкий голос:

– Тут вообще в соседнем дворе тетку замочили!

Ну да, замочили.

Анжела тихо произнесла:

– Это моя мама. А теперь и брат пропал. Больше у меня никого нет.

Отшвырнув щелчком окурок, главгопник произнес:

– Ни хрена себе! Не гонишь, девка?

Анжела махнула рукой. Ну да, что она хотела от этих дутых «крестных отцов» грязных провинциальных дворов.

Она пошла, а главгопник самолично нагнал ее.

– Мы ж не звери, с детьми связываться – самое западло. Может, он потерялся?

Анжела устало вздохнула:

– Может.

А может, и нет. Разговорчики о педофиле, который тянет девочек в кусты, не выходили у нее из головы.

И парк, в котором сей изверг пытался заполучить в свою власть соседскую внучку, ту самую, которая называла Анжелу черной обезьяной, был под боком.

– Ну что, поможем девке?

– А что нам с этого обломится? – квакнул кто-то, а главгопник дал этому умнику увесистый тычок.

– Трусы твоей бабушки! Ладно, расскажи, как зовут, может, фото есть?

Фото было, но не с собой, а в вещах на съемной квартире, заполоненной теперь милицией.

– Он… Он, как и я, не белый… – запнулась Анжела.

– А у тебя батя негр или метис?

Кто-то снова получил от босса тычок.

– Ему шесть лет… недавно исполнилось… В следующем году в школу пошел бы…

Интересно, в каком городе?

И Анжела зарыдала.

Надо отметить, что гопники оказались вполне себе джентльменами, хоть и из песочницы с окурками и шелухой из-под семечек. Один даже платок выискал, пусть и ужасно грязный и пропахший табаком.

– Значит, так, красотка, сделаем, что можем. Людишек потрясем, кто-то всегда что-то видел. Найти братана тебе не обещаю, но усилия приложим. Мамой клянусь!

От упоминания мамы Анжела, немного успокоившаяся, зарыдала вновь.

– А ночевать есть где? – спросил вполне себе по-человечески главгопник. Кто-то из его шайки хрюкнул, но предлагать ночевать у себя не стал – получать тычок ой как не хотелось.

– Есть! – ответила Анжела. – И спасибо вам, ребята. Вы и правда хорошие! И как мне с вами связаться?

Главгопник, которому, наверное, никто никогда не говорил, что он хороший, ответил:

– А мы тут по вечерам тусуемся, это наше место. Сюда и приходи…

Заметив возникших во дворе милиционеров, которые то ли ее искали, то ли потенциальных свидетелей, Анжела ретировалась через выход на другую улицу.

Она обошла все остановки, заглянула на железнодорожный вокзал – может, Никитка туда подался?

Но нет, никто темненького мальчика там не видел.

Как в воду канул.

И Анжела вспомнила купание на реке с Валькой.

До дома Вальки она бежала – и даже на это потребовалось около часа. Уже давно была ночь, когда она, ворвавшись в подъезд, из последних сил поднялась на второй этаж и стала беспрерывно звонить в дверь.

Та распахнулась, хотя и не сразу: на пороге стоял отец Вальки – в семейных трусах и с топором в руках.

Из-за его спины выглядывал сам Валька.

– Папа, как ты видишь, это ко мне!

Отец Вальки, с оглушительным грохотом швырнув топор в угол, заявил:

– Ну, дети! Что с вами переходный возраст творит! Проходи, Анжела!

Помогло, что у родителей Вальки она была на хорошем счету, уж сама не зная отчего.

– Мне надо… мне надо с тобой поговорить! – заявила Анжела.

Валька, дождавшись, пока отец скроется в спальне, откуда выглядывала, запахивая на груди пестрый халат, обеспокоенная мама, вдруг поцеловал Анжелу.

Долго, сочно и в губы.

– Извини, можешь мне пощечину закатить, но захотелось. Только топор не бери. Папа его еле в кладовке отыскал…

В семье Вальки в кладовке хранился топор, а в ее семье – сумки с непосильным трудом нажитыми сокровищами.

Хотя в какой семье: мама умерла, вернее, убита.

А Никитка исчез.

Семьи у нее никакой более и не было.

– Пойдем, пойдем… – сказал Валька, взял ее за руку и отвел в свою комнату, в которой она уже бывала много раз.

Около дивана, на котором он спал, солидными стопками высились полученные от Демидыча книги.