брак, – возразила я, а Эд вдруг перегнулся через стол и, слизнув соус с уголка моих губ, быстро меня поцеловал.

– Испачкалась, – пояснил он, пока я сидела, ошарашенная внезапной лаской. – Быть может, пойдем прогуляемся?

* * *

Оказалось, что я проработала весь день, и на город уже опустились сумерки. Диамант сверкал и переливался огнями, так что мне даже захотелось приглушить яркость. Мы шли по тротуару мимо сияющих витрин, и Эд держал меня за руку, как будто и правда был моим парнем.

– Давно тут живешь? – спросил он.

– Пять лет. Мама подарила квартиру на день рождения.

– Хороший подарок, – оценил Эд.

– Так и есть, – согласилась я. – Мне не хотелось съезжать, но пора было отделяться. У каждой из нас своя жизнь, друзья…

– Поклонники, – продолжил Эд.

– У нее, – исправила я. – У меня зато есть Марго, а она наводит больше шума чем целая толпа кавалеров.

– Это точно, – пробормотал Эд. – Значит, вы близки с мамой?

– Иногда кажется, даже слишком. Она очень хорошая. Знаешь, это странно, что она выбрала именно тебя.

– Почему? Я тебе не нравлюсь? – спросил Эд, быстро на меня глянув.

– Нет, наоборот, – я немного смутилась. – Это и удивляет. Ведь у нас с мамой совершенно разные вкусы, и мой она обычно предпочитает игнорировать. Я бы скорее предположила, что она выберет высокого блондина с упорото-вдохновленным выражением лица. Такого качка с претензией на романтичность.

– А я не качок? – в шутку обиделся Эд и, переложив мою руку себе на бицепс, напряг мускулы.

– Расскажи мне про себя, – попросила я. – Про Эда. У тебя ведь есть какая-то предыстория персонажа?

– Это называется детство, – поучительно ответил робот. – Представь себе, оно у меня было.

– Тебе его выдумали. Итак, Эд родился… – начала я.

– В обычной семье, – продолжил он. – Мама, папа, я. Мама работала учительницей математики, папа – бухгалтер. Мы жили в Ванильном Облаке.

– Хороший район, – одобрила я. – Я там оформляла пару квартир.

– Мое детство в Ванильном Облаке было вполне себе безоблачным. Такой вот каламбур. Я ходил в хорошую школу, неплохо учился и будущее обещало быть светлым.

Я споткнулась, но Эд придержал меня, а потом вовсе обнял за талию.

– А потом мама заболела, – продолжил он. – Начала быстро уставать, похудела, я так и не узнал точный диагноз, она уверяла, что ничего серьезного. Но при легких недомоганиях новое сердце не требуется.

– Ох, – вздохнула я и, обняв Эда тоже, заглянула ему в лицо. Он хмурился так натурально, как будто пережил это все по-настоящему.

– Всеми бумагами занимался отец, но как-то так вышло, что он просрочил страховку. Модификатор пришлось покупать за свои. Отец все уверял, что купит самое лучшее, самое элитное сердце, которое будет биться до скончания мира. Время поджимало, мама говорила, что обойдется любым, пусть даже нелицензионным. Но отец все же достал деньги. Маме должны были делать операцию утром, но она не проснулась.

Я молчала, не зная, что и сказать. Вот зачем прописывать такую трагедию? Робот должен делать жизнь легче, приятнее. Или, чтобы лучше понимать хозяйку, ему необходима драма? Ответа на этот вопрос у меня не было.

– Отец запил, его уволили, потом выяснилось, что он одолжил денег не у тех людей. Квартира, в которой мы жили, была кредитная, и вскоре мы оказались на улице. Нас быстро нашли. Отец пообещал, что вернет все с процентами и оставил меня в залог, – Эд сглотнул и помолчал. – Мне кажется, он и не планировал возвращаться. Он винил себя в смерти матери, а я так на нее похож, что ему сложно было даже смотреть на меня. К тому же, я тоже его винил.

Будто опомнившись, Эд повернулся ко мне и жизнерадостно добавил:

– Вот такую историю персонажа мне прописали, Оливия.

– А потом? – спросила я, не обманувшись его наигранным весельем.

– А потом я жил у Леона Реболецки. В целом, он относился ко мне хорошо.

– Ты не пытался сбежать?

– Мне сказали, что тогда я подпишу смертный приговор своему отцу, а я его все же любил. Мне пришлось приспосабливаться, но я быстро смекнул, как надо себя вести, чтобы не огрести ремня, рука у Леона тяжелая. Когда лучше молчать, когда говорить, а когда вовсе не попадаться на глаза – не сложная наука. Я закончил школу в Ржавой Болванке, а потом отучился в колледже по дистанционной программе.

Он снова умолк, и я, остановившись, сплела свои пальцы с его.

– А дальше? – спросила я, глядя в глаза, ярко-синие даже в сумерках. – У тебя есть планы, Эд?

– Снова хочешь знать мои мечты? – усмехнулся он и заправил прядь волос мне за ухо. – Ты уже зовешь меня по имени, так что одно мое желание сбылось. Какие могут еще быть планы у робота?

– Не верю, что никаких, – заявила я.

– Я бы хотел запатентовать свое изобретение, – признался он. – Потом, быть может, попутешествовать. Я не выезжал за пределы города с тринадцати лет. Хотел бы прогуляться по малиновой планете с твоей картины, увидеть зеленое небо и потрогать пенный прибой. Хотел бы разделить все это с девушкой, которая умеет видеть красоту нашего мира так ярко.

– Если ты правда хочешь, – я запнулась, но потом вновь посмотрела ему в глаза и выпалила: – Можем поехать к океану на следующих выходных. У нас с мамой есть маленький домик с выходом к пляжу. Там хорошо, тихо, только чайки орут.

– Оливия Маделанос, ты предлагаешь мне провести вместе романтический уик-энд? – со значением произнес он.

– Вроде того, – ответила я. – Я там сто лет уборку не делала, а окна не мыла и того дольше.

Эд тяжко вздохнул, и я рассмеялась.

Мы зашли выпить кофе в маленький бар, где пахло шоколадом и специями. И бармен, и официантка общались с Эдом ровно и приветливо, как с обычным посетителем, не замечая ничего странного. А что, в самом деле, так уж отличает его от человека?

Эд добрый, заботливый и сексуальный. У него есть прошлое, пусть и выдуманное каким-то талантливым креативщиком, есть мечты. Он умеет делать блины и шутить. У него горячие губы и сильные руки, а на подбородке растет щетина. Неужели все это не делает его настоящим?

Сегодня я ехала в лифте с соседкой, миссис Фраймайр, которая хвасталась по телефону своей маме, что вживила себе новый модификатор печени. В сумочке у нее при этом что-то подозрительно звякало. Можно поставить себе любой орган, или новую пару рук, или искусственный глаз, который будет видеть в сто раз лучше обычного. Когда человек перестает быть человеком? Даже мозг научились переносить на