— Что за шум? Кто разрешил?!

— Господин урядник, поглядите, что эти ироды наделали? — пронзительно закричал хозяин.

— А вот и полиция, — сказал я Ефиму. — А ты боялся, что здесь ее не сыскать!

— Что здесь происходит? — спросил, входя через пустой дверной проем в комнату, перепоясанный ремнями, с шашкой на боку, полицейский. — Свят, свят, свят! Аким Кузьмич, что это у вас за разор?!

— Вот, гости постарались! — ответил хозяин, указывая на нас пальцем. — Деньги за обед не заплатили и учинили разбой и разорение.

— Это как так! Кто разрешил! Немедля в кутузку! — страшно выкатив глаза и гневно шевеля усами загремел урядник.

Мне показалось, что мы с Ефимом немного поспешили и перестарались.

Теперь полиции будет труднее объяснить причину нашей несдержанности. Однако, бывает, что хорошая мысль приходит не только потом, но и вовремя. Я разом переместил акценты в происшедшем, закричав полицейскому:

— Господин урядник, хозяин ресторана похитил мою жену!

— Как это похитил? — вытаращил глаза полицейский, переводя удивленный взгляд с меня на толстенького, кругленького хозяина.

— Напал на меня, чуть не убил, а пока я был без памяти, похитил жену и служанку!

От неожиданности и курьезности обвинения никто не смог произнести ни слова,

Даже хозяин, вылупив от возмущения глаза, только беззвучно шевелил губами.

— Как же так, Аким Кузьмич, зачем вы жену у этого господина похитили? — первым заговорил урядник.

— Я похитил? Да что вы их слушаете, Василий Иванович, никого я не похищал, а ихней жены так даже в глаза не видел! Они одни приехали и, напившись, скандал учинили!

Как я не был разгорячен и потрепан, но на пьяного никак не походил, и полицейский дал это понять хозяину:

— Если они и были пьяным, то теперича совсем протрезвели.

— А то, что я не один был, — продолжил я, — пойдите, взгляните, сколько приборов стоит на моем столе!

— Извольте, — согласился полицейский, неодобрительно глянув на хозяина.

Мы с урядником пошли в зал считать приборы на столе. За нами гурьбой двинулась вся ресторанная прислуга, включая поднявшегося на ноги Спиридона. Не знаю, что они рассчитывали увидеть, но интерес проявили повышенный.

— Действительно, три прибора, — поделился результатами расследования полицейский. После чего пошел еще дальше. — Здесь сидели женщины, вот, ели сладенькое, а они, — он указал на меня, — всего-то две рюмки скушали. Как же так получается, Аким Кузьмич? Выходит, вы и правда ихнюю жену украли!

— Да не краля никаких жен! — закричал в отчаянье хозяин, уже понимая, что такой поступок вполне объясняет и извиняет разгром в буфетной. — Василий Иванович, отойди со мной на минуточку, мне тебе два слова надо на ушко сказать!

— Это как так отойди! — возмутился я. — Сие есть попытка подкупа должностной персоны!

Пожалуй, я немного перемудрил с лексикой, и фраза получилась архаичной, но меня поняли.

— При следствии допросы снимаются и без публичности, — грозно сообщил мне урядник и отошел с хозяином.

Говорил он совсем коротко, Аким Кузьмич прошептал несколько слов на ухо полицейскому, и тот отшатнулся.

— Это надо же! — только и сказал он, после чего снял фуражку и принялся отирать пот с широкой лысины. — Что же вы сразу-то не сказали!

— Вот так-с! — довольным тоном, как после победы, произнес Аким Кузьмич, потирая ручки. — Теперь сами рассудите, крал ли я чужих жен?!

По уряднику было видно, что попал он в такое трудное положение, что не знает, что делать дальше. Он растерянно водил взглядом по участникам событий, как будто ожидал хоть какой-то помощи.

Потом холодно мне улыбнулся и, откашлявшись, попросил:

— Вы изволите ли, господин проезжий, уделить мне свое время для, для… — он не сразу подобрал нужные слова, — разговора с глазу на глаз.

Для меня не было большой загадки в том, что сказал ему хозяин, к такому повороту событий я был готов.

— Извольте, уделю.

— Тогда соизвольте пройтись в ихнюю комнату, — сказал урядник, указывая взглядом на хозяина. — Там нам никто не помешает.

Я кивнул, и мы с ним прошли в небольшой скромно обставленный кабинет с двумя стульями и письменным столом.

— Слушаю вас, — сказал я полицейскому.

Однако, говорить он не спешил, отирал потное лицо чистой тряпицей и прятал глаза под мохнатыми бровями.

— Вы мне что-то хотели сказать? — поторопил я. — Извините, у меня украли жену и мне нужно ее искать.

— Да никто у вас ее не крал, — наконец, решил заговорить урядник. — Я бы на вашем месте спокойно ехал по своим делам, а потом она и сама, с Божьей помощью, к вам вернется…

— Вы в своем уме? Вы что такое говорите?

— Да в своем, в своем! Именно в своем, потому и советую. Иван Тимофеевич — они человек горячий, вспыльчивый, не ровен час рассердятся, так не то что вашу жену, вас нельзя сыскать будет.

— Это Моргуна зовут Иван Тимофеевич? — прямо спросил я, переставая валять дурака.

— Оне-с, — скривившись, подтвердил полицейский.

— А кто он, собственно, такой?

— Вы и вправду не знаете? — удивился он.

— Откуда я могу знать какого-то Моргуна, если впервые в жизни попал в ваши края и вообще никого здесь не знаю!

— Человек-то они известный, и не только в нашем уезде, а, почитай, на всю Россию. Уже под судом с дюжину раз был, да все как с гуся вода. Одним словом — ловкач! Мошна у него такая, что не завязывается, родня самая знатная, вот он и куролесит. А как что, всех сутяг купит, и сам черт ему не брат. Сам нашкодит, а те так дело повернут, что безвинный виноватым стает, а он вроде ни при чем. Не одного беднягу таким родом на каторгу заслал. Ехали бы вы отсюда подобру-поздорову, а жена… жена дело наживное.

— А что же вы, полиция?

— Что полиция! Он самого уездного исправника дальше сеней не пускает, а тот ему в именины подарки возит! Ему министр внутренних дел друг и брат! А вы говорите, полиция!

— Так что же мне делать?

— А нечего делать! Пока вашей женой не натешится, не отдаст. Дай Бог, если вернет живую-здоровую! А то были случаи, или покалечат, или вообще баба пропадет, как и не было!

— Ну, это уж нет! Такое со мной не пройдет!

— А что сделаешь? У него сорок гайдуков, один другого стоит. Не люди, а головорезы! Вся округа от них стонет, а ничего не попишешь, у него власть, деньги и сила!

Мне показалось, что урядник искренне огорчен и стыдится своего бессилия.

— Где этот Моргун живет?

— Сказать не труд, тебя, добрый человек, жаль: ни за понюх табаку пропадешь!