Как и в их опыте, мы предоставили каждому участвовавшему в нашем эксперименте ребенку напарника – куклу-перчатку Макса, которой управлял ассистент. Немного поиграв с ребенком, чтобы он почувствовал себя комфортно, экспериментатор показывал им с Максом правильный и неправильный способы играть в четыре специально придуманных игры. Например, была игра в даксы, в которой нужно было скидывать кубик с пластикового помоста деревянной палочкой – это был правильный способ. А приподнимать краешек помоста, чтобы кубик упал с него, было неправильно. Первым играл ребенок, затем наступала очередь Макса. Сначала Макс играл по правилам, а затем совершенно неожиданно начинал нарушать их, приговаривая, что именно так и надо. «Вот так играют в даксы!» – сообщал он, поднимая помост, чтобы сбросить с него кубики. За пару минут Макс превращался в нарушителя порядка.

Результаты нашего опыта показали, что жесткость и мягкость уже глубоко укоренились в сознании этих малышей. Дети из семей низшего сословия были больше склонны говорить Максу, что он делает все неправильно: «Нет! Не так! Нужно вот как!» или «Так в даксы не играют!». Один ребенок из такой семьи даже обвинил Макса в жульничестве. Кроме того, эти дети быстрее реагировали на неправильное поведение Макса. Напротив, дети из семей высшего сословия относились к нарушениям правил Максом более лояльно, иногда даже с одобрительным смехом. Даже в трехлетнем возрасте эти ребятишки из более привилегированных слоев общества не видели ничего дурного в том, чтобы иногда нарушить правила.

Результаты нашего опыта показали, что классовые различия в разрезе «жесткость – свобода» проявляются в удивительно раннем возрасте. Но почему? Оказывается, что социализация детей из разных классов общества происходит совершенно по-разному. То, как это происходит в рабочем классе, психологи называют «строгой» или «узкой» социализацией, а в высшем сословии – «нестрогой» или «широкой».

Первым это различие описал социолог Мелвин Кон в книге «Класс и соответствие ему», опубликованной в 1969 году. Он опрашивал родителей о том, какие черты характера они считают критически важными для своих детей. Родители из низшего сословия подчеркивали важность конформности – они хотели, чтобы их дети были послушными и опрятными. Родители из высшего сословия желали своим детям самостоятельности – то есть быть независимыми. Кроме того, Кон выявил разительный контраст в отношении к наказаниям за проступки. Родители из низшего сословия наказывали детей за непослушание и поступки с негативными последствиями, вне зависимости от того, умышленные они или случайные. Напротив, в семьях высшего сословия родители не только были в принципе менее склонны наказывать детей, но и решали вопрос о применении наказания исходя из наличия умысла в поступке ребенка. Спустя пять десятилетий в полном соответствии с трудами Кона наши исследования показали, что родители из низшего сословия чаще говорят об обязанности своих детей твердо соблюдать установленные правила, чаще отслеживают их поступки и чаще прибегают к наказаниям для исправления плохого поведения. С нашими выводами корреспондируют и данные недавнего опроса исследовательского центра Pew Research, согласно которым родители с образованием не выше среднего школьного в три раза чаще шлепают своих детей, чем родители с более высоким образовательным цензом.

Родители не просто дают зонтики своим детям, отправляя их в школу в дождливый день, – они снабжают отпрысков психологическим инструментарием, который, по их мнению, пригодится для достижения успехов во взрослой жизни. Зная, что их детям придется существовать в мире, полном социальных угроз (и работать там, где у них будет мало свободы выбора), родители из низших сословий стараются помочь им стать успешными и упирают на важность конформизма. Как-никак, за несоблюдение рабочей процедуры можно поплатиться увольнением или серьезным увечьем. Как пишет в книге «Переходное состояние: рабочие корни, мечты о работе в офисе» Альфред Любрано: «Рабочий класс трудится там, где царит жесткий контроль и требуется выполнять указания и соблюдать инструкции». Поэтому родители «воспитывают детей в домах, где подчинение правилам, послушание и нетерпимость к возражениям являются нормой, – и эти же качества характеризуют хорошего заводского рабочего». В такой среде самостоятельность действительно вредна, а вот в более свободных профессиях она необходима, и именно ее воспитывают представители высших сословий в своих детях.

К жизни в жестком или более свободном мире детей готовят не только родительские взгляды. Жизненный уклад домохозяйства, неписаные правила общения и школьный опыт – каждый из этих трех важных факторов подкрепляет различия между высшим и низшим сословиями. В книге 1970 года «Классы, коды и контроль» британский социолог Бэзил Бернстайн[7] показывает, как можно отличить жестко структурированный уклад жизни низших сословий от гибкости, характерной для высших слоев общества, даже по планировкам их жилищ. Как считает Бернстайн, комнаты в жилье представителей низшего сословия строго разделены по функциональному назначению: кухня предназначена только для готовки, столовая – для семейных трапез и т. д. С другой стороны, в домах высшего сословия с их более свободной планировкой комнаты могут использоваться для нескольких целей. Бернстайн также обращает внимание на то, что в низшем сословии отношения между родителями и детьми жестко структурированы (родители – власть, а дети – подчиненные), а в семьях высшего сословия структура подчиненности далеко не столь очевидна.

Бернстайн также выявил интересную связь между классовой принадлежностью и манерой речи людей. Рабочий класс пользуется «ограниченным речевым кодом», для которого характерны более простые и конкретные грамматические конструкции с меньшим числом гипотетических построений (типа «что, если»). В то же время у среднего класса налицо «расширенный речевой код» – более абстрактный, сложный и гибкий. Как поясняет Бернстайн, язык человека отчасти формируется его видением мира, поэтому неудивительно, что манера речи представителей рабочего класса отражает более структурированное и недостаточно гибкое социальное устройство. Напротив, речь среднего класса соответствует многосложности и относительной неупорядоченности его повседневной жизни.

Эти структурные различия встречаются детям и в школе. Образно говоря, школы, где ученики преимущественно из семей низшего сословия, больше похожи на армию с ее акцентом на соблюдении уставов и подчинении, тогда как школы для высших сословий напоминают сравнительно свободные университеты. В последних учителя прививают ученикам широкие взгляды: они поощряют их задавать вопросы и выражать индивидуальность, предоставляя большую свободу действий. Сравнивая школы северной части Нью-Джерси, педагог-методист Джин Эньон отмечает, что в предместьях, где обычно селятся представители высших сословий, учителя поощряют учеников ежедневно писать на вольные темы и использовать для отчетов о полученных знаниях поделки, плакаты и графические изображения. Напротив, в городских районных школах, где преобладают дети представителей низшего сословия, ученикам прививают более жесткий взгляд на мир. Они не получают такой же свободы действий и занимаются более упорядоченно. В таких школах детям дают рутинные задания вроде переписывания текстов или решения стандартных математических задач, направленные на возможность оценки их знания предмета, а не на творческое осмысление учебного материала. По существу, школы воспроизводят жесткие и либеральные нормы соответствующих классов общества.