Герцог невольно вздохнул. Он знал, что должен уйти из этой комнаты, пока… Пока еще мог владеть собой. Быстро направившись к двери, он открыл ее, вышел не оборачиваясь, затем пересек лестничную площадку, перешагнув через лежавшего там Бена, и устремился в свои покои.

Марцелл, чистивший один из его пиджаков, с удивлением посмотрел на него.

— Приготовь мне ванну, Марцелл! — прорычал Харт, срывая с себя галстук и расстегивая рубашку. — Холодную!

Харт сумел три дня продержаться вдали от Элинор. Он вставал и покидал дом рано утром, когда она еще спала, и возвращался, когда, по его мнению, она должна была уже находиться в постели.

Герцог заполнял свои дни всевозможными встречами, дебатами, спорами и собраниями, то есть старался полностью погрузиться в проблемы Британской империи и начисто забыть о домашней жизни. Это работало, когда он участвовал в дебатах с оппозицией, когда пытался убедить еще одного члена парламента занять его, Харта, сторону и когда вместе с Флемингом отправлялся в свой клуб или в какое-нибудь игорное заведение, чтобы там продолжить борьбу за политическое доминирование.

Но стоило ему переступить порог своего дома на Гросвенор-сквер, как видения — они с Элинор обнаженные в постели — снова возвращались, чтобы терзать его с прежней силой.

Харт проводил все больше времени вдали от дома, допоздна задерживаясь на собраниях и встречах, чтобы возвращаться как можно позднее. И после одной из таких встреч, поздним вечером, произошло покушение на убийство.

Тьма была непроглядная, когда Харт поздно вечером вышел из парламента, продолжая спор с Дэвидом Флемингом по одному из пунктов их программы.

Внезапно раздался громкий хлопок, и от стены рядом с герцогом отлетели каменные осколки. Харт инстинктивно бросился на тротуар и увлек за собой приятеля. Затем раздался бычий рев герцогского кучера и топот ног его рослых слуг.

Дэвид, тараша глаза, чуть приподнялся.

— Харт, ты цел?

Герцог ощутил на лице боль от царапины, оставленной каменной шрапнелью, и почувствовал привкус крови во рту.

— Я в порядке. Кто стрелял? Вы его поймали?

К Харту, тяжело дыша, подбежал кто-то из его людей.

— Он скрылся в темноте, сэр. Вы в крови, ваша светлость. Вы ранены?

— Нет-нет. Пуля попала в стену, а меня обсыпало осколками, — ответил герцог. — Ты в порядке, Флеминг?

Дэвид провел рукой по волосам.

— Да, в полном. Но какого дьявола?! Я же говорил тебе, что фении будут жаждать твоей крови.

Харт молча утер кровь носовым платком; сердце его бешено колотилось.

Фениями назывались ирландцы, эмигрировавшие в Америку и сформировавшие там группу, цель которой состояла в освобождении Ирландии от англичан. Для осуществления этой цели они рассылали своих людей по всему свету. Утренние газеты сообщили, что Харт попытается опротестовать билль о гомруле, чтобы выдавить Гладстона, на что фении тут же отреагировали.

Но действия Харта не означали, что он был против независимости Ирландии. На самом деле он хотел, чтобы Ирландия раз и навсегда освободилась от английского ярма, потому что это проложило бы путь к шотландской независимости. Просто он считал редакцию билля Гладстона неэффективной. Независимость Ирландии по биллю Гладстона была бы частичной. Им бы позволили сформировать свой парламент для решения ирландских дел, но их парламент все же оставался бы подотчетным английскому правительству.

Харт знал, что если заставит Гладстона поставить билль на голосование, то премьер не получит достаточной поддержки, что, в свою очередь, привело бы к отставке самого Гладстона.

С приходом к власти Харт стал бы дальше продвигать идею полного освобождения Ирландии. Он бы сделал все от него зависящее, чтобы добиться этого, а потом провел бы законопроект о шотландской независимости, что и являлось его истинной целью.

Но газеты напечатали то, что хотели напечатать, и разгневанные ирландцы, не зная, что у Харта в голове, отреагировали незамедлительно.

Герцог отправил слуг обыскивать ближайшие улицы и велел привести хоть какого-то полицейского, затем вместе с Дэвидом сел в экипаж, где приятель намертво присосался к фляжке.

Высадив по дороге Дэвида, Харт доехал до дома и приказал слугам и кучеру держать рот на замке, чтобы не огорчать Элинор и ее отца. На герцога уже не раз совершались покушения, но стрелки, к счастью, не попадали в цель.

Харт решил, что наймет сыщиков, чтобы постарались найти и этого стрелка, но рутину повседневной жизни ничто не должно было нарушать. Однако теперь гостям его дома придется выезжать с охраной. И только в экипаже.

Разумеется, ирландские сепаратисты были не единственными подозреваемыми в этом покушении. Войдя в дом, Харт задумался: а не мог ли человек, посылавший Элинор фотографии, иметь отношение к стрельбе? Правда, в записках не содержалось никаких угроз, но все же…

Харт вдруг почувствовал желание еще раз взглянуть на снимки; причем следовало рассмотреть их повнимательнее, в одиночестве. Но от этой идеи он тут же отказался. Элинор никогда не согласилась бы на это. Она почему-то относилась к снимкам с величайшей ревностью, и Харт никак не мог взять в толк почему. Впрочем — не важно. Он мог просто их стащить.

На другой день, дождавшись, когда Элинор с Изабеллой запрутся в гостиной внизу, чтобы обсудить очередной прием, а Мак уединится в студии — граф же засел за записки в маленьком кабинете, — Харт тихо поднялся этажом выше и вошел в спальню Элинор.

В комнате никого не было, поскольку горничные уже закончили уборку, и Харт сразу же направился к ее письменному столу и начал рыться в ящиках.

Снимки он не нашел. Но обнаружил, что Элинор держит писчую бумагу в одном ящике, конверты — в другом, а ручки и карандаши — в третьем. Письма от подруг — у Элинор их было множество — аккуратно перевязанными стопками лежали в четвертом ящике. Харт быстро просмотрел все, но фотографии не нашел.

Куда же могла она убрать эти чертовы снимки?! Харт знал, что у него всего несколько минут до того, как сюда прибегут за чем-нибудь Элинор или Изабелла. И он лихорадочно, с возрастающим чувством досады обыскивал все, что только мог обыскать, однако ничего не находил — лишь платья скучных расцветок, чулки, подвязки и сорочки. И еще — многократно штопанный корсет из батиста.

— Проклятие, — пробурчал Харт — и тут же был вознагражден, когда под корсетом нашел книгу. Впрочем, это был скорее объемистый альбом — вроде тех, в которые дамы вклеивают памятки об особых событиях и значимых раутах.

Альбом Элинор был довольно пухлый, набитый всем тем, что она считала важным. Харт извлек его из ящика, положил на стол и открыл — и невольно выругался. Альбом был посвящен ему.

И действительно, каждая страница представляла собой хронологию жизни Харта Маккензи. Тут были газетные и журнальные статьи, фотографии Харта-коммерсанта, Харта-политика, Харта — сына герцога, Харта-герцога. Были даже и фотографии, на которых он сидел рядом с принцем Уэльским.