Хотя, почему бы и нет?

До этого же разговаривали.

Вот только не учли они, что разговаривали-то с ними равные. И по возрасту и по опыту. Не знают они, что такое беспредельщики, способные за одно только слово неверное сделать такую жуть, про которую даже шепотом не говорят.

Не сталкивались они в своей счастливом и безбедном существовании с подобным дерьмом.

Дети сытых времен.

К такому их жизнь явно не готовила.

Теперь им надо срок на осознание и принятие правильного решения. То есть, подключение тех, кто хоть что-то в их шарашке решает.

Потому я смотрю злобно, хмурюсь. Додавливаю, как велел Васильич.

И больная башка этому прям очень помогает.

— Где сам?

Голос у меня получается под стать морде. Хриплый и злобный.

— Он болеет…

— Слабак такой?

— Ну… Он просил передать…

— Сам пусть набирает и передает. А вы, мальчики-передасты, пошли нахуй. Мне с вами стоять западло.

Блатная феня действует безошибочно, студентов относит в сторону, а я, все с той же мрачной рожей, топаю дальше.

И тут же, в вестибюле ловлю нежданчик. Удар под дых прямо-таки!

Рыжую мою помеху в лапах какого-то мальчика!

Они обнимаются, улыбаются, мальчик треплет ее по щеке тонкими цыплячьими лапками…

Дальше я уже мало что вижу, потому что у меня, как у быка из старого мульта «Ну погоди», белки глаз заливает красным.

Самое интересное, что мне нельзя подходить к ней…

Ну…

Типа нельзя.

Типа подходить.

Типа к ней.

Но мимо-то можно? По делам, скажем… У меня же море дел в том углу вестибюля, где одна рыжая помеха обжимается с каким-то хлюпарем!

К тому же, я вообще плохо вижу. С яркой улицы зашел в полутемное помещение, чего вы хотите?

А потому не замечаю препятствие перед собой.

Тем более, ну что там за препятствие? Мелкое, худое, на ногах держится херово…

Еще и пищит, когда костями о мраморную плитку вестибюля гремит. За грохотом не особо заметно, что я пару раз дополнительно о него спотыкаюсь. Цепляюсь за ребра носком так удачно сегодня напяленных байкерских ботинок.

Непонятный мальчик пищит еще громче, верещит, можно сказать, на пределе слышимости.

Ой, как неудобно получилось!

Под ботинком хрустит выроненный из дрожащих лапок смартфон.

Да чего ж я какой неуклюжий? Прям беда-беда!

На грязь под ногами не смотрю, только на злющую рыжую. Она красиво кусает губки. И краснеет тоже красиво. Очень.

— Что ты себе позволяешь, хамло? — шипит она по-змеиному, а я снимаю темные очки, удачно прикрывающие круги от недосыпа под глазами, усмехаюсь в лучших традиция бедбоев.

— А что такое, рыжулька? Что-то случилось?

— Ты… Ты…

Она не может подобрать слов и указывает негодующе себе под ноги.

Смотрю следом, картинно поднимаю брови:

— Ого! А чего это он тут лежит? У твоих ног? Предложение делает?

— Не твое дело! — злится она и начинает поднимать пищащего, как девка, парня. Тот не может встать, картинно заваливается то на бок, то на жопу, стонет.

Вокруг нас собирается толпа, кто-то достает телефон, не иначе, чтоб запись сделать.

Я пару секунд наблюдаю за происходящим бредом, наслаждаясь картиной, а затем наклоняюсь и за шкирку поднимаю худое недоразумение над полом.

Устанавливаю на ноги, заботливо поправляю ворот курточки, заглядываю в перепуганные глаза:

— Ты чего, мальчик, разлегся тут?

— Да ты… Ты же… — парнишка, похоже, от Светочки заражается, потому что двух слов связать не может, реально недоразумение какое-то.

— Я, — соглашаюсь с ним, — а вот ты чего? Не дороге стоишь, мне пройти надо… — тут я с полсекунды обдумываю, куда мне надо пройти, ничего не придумываю и завершаю неопределенно, — туда, короче. Ты зачем в ноги девушке падаешь? Пугаешь ее…

Смотрю на Светика, выглядящую вообще не испуганной и по-прежнему злой. Ох, сейчас чего-нибудь скажет же! Надо предупредить!

— А вообще, рыжая, — я оглядываю стоящих вокруг студентов, усмехаюсь лениво, в толпе начинают сдавленно ахать девчонки. Это мне прямо-таки удовлетворение моральное приносит. Значит, я вполне себе ничего, несмотря на бессонную ночь и мозговую измену Светочке с Васильичем. А то как-то совсем я приуныл… Не каждый раз видишь, как твоя женщина с непонятным чмошником обнимается, явно предпочитая его тебе… Попробуй тут не приуныть… — Если это твой парень, то херовый у тебя вкус, вот что.

— Да пошел ты! — фырчит Светочка, делает движение, чтоб обнять хлюпика, но под моим тяжелым взглядом только поправляет на нем пиджачок и, быстро развернувшись, топает прочь, невероятно завлекательно повиливая попкой.

Я на краткий миг восторга зависаю на этой охренительной амплитуде, отслеживая, куда сворачивает моя рыжая зараза, потом еще пару минут отмахиваюсь от превосходящих сил противника в лице атаковавших меня девчонок, выразительно смотрю на бледно-зеленого хлюпаря, но побеседовать по душам с ним не успеваю. Очень уж он резво для недавно контуженного сваливает в закат.

После выполнения этих необходимых для конспирации процедур, топаю в том же направлении, что и Светик.

Главное, чтоб не ушла далеко, коза гордая.

И нашлось место для приватного разговора. Про всяких там тощих придурков с чересчур наглыми лапками.

Но Светик, судя по всему, далеко уходить и не планировала.

Моя девочка хорошая.

За поворотом оказывается неприметная дверь, неожиданно открывающаяся.

Повинуясь тонкой ручке, затаскивающей меня в пахнущее пылью и тряпками помещение, я успеваю подумать только о том, откуда, интересно, эта коза знает о таком укромном местечке?

Вот сейчас и поинтересуюсь… И этим тоже. Заодно.

— Что это было такое?

Голос рыжей настолько тихий и настолько злобный, что у меня встает моментально. Интересная реакция, надо будет обдумать… Но позже.

Проверяю запор на двери, но его, естественно, не имеется. А, значит, нам могут помешать.

Ну ничего. Это решаемый вопрос.

Беру злющую рыжульку за плечи, мягко перемещаю ее спиной к двери. И прижимаю.

— Ты… Ты что себе позволяешь? — она от моих действий буквально дар речи теряет.

А вот этого не надо. Пока.