– Ай! – вскрикнула она, уворачиваясь, а когда кусок врезался в стену и прекратил свое движение, почтальонша с интересом склонилась над ним и протянула: – Ишь ты-ы… Это чевой-то?

На серой поверхности блеснуло что-то перламутрово-синее. Тетя Варя нагнулась еще ближе и дунула, очищая это синее от пыли. И вдруг побледнела, а потом резко попятилась назад, сметая все своим мощным задом, даже тяжелого Яковлева сдвинула с его ломом, и ка-ак заорала:

– А! А-а-а! А-а-а-а!!!

– Что такое? – встрепенулись все.

Но почтальонша не в состоянии была ответить вразумительно. Она уперлась спиной в противоположную стену и, все еще продолжая отталкиваться ногами, словно и стену хотела сдвинуть, отгородилась ладонями от только что обследованного ею куска бетона и опять закричала.

Турецкий дернулся к так напугавшему ее предмету и тут же все и увидел.

– Вот это да… – пробормотал он.

Из неровного скола торчала фаланга человеческого пальца, ноготь которого был покрыт синим перламутровым лаком.

На том свете все было не так, как предполагала Инга. Никто не вышел к ней в развевающихся одеждах, шурша за спиной белыми или (что было логичней в ее ситуации) черными крыльями, никто не пояснил ей, что же будет дальше, и даже ее умершие родственники не посчитали нужным встретиться с ней, пребывая, очевидно, где-то в дальних концах окружившего ее молочного тумана.

Потом она поняла, что это не туман. Просто сквозь щелки слипшихся век все казалось размытым и загадочным. А когда Инга наконец открыла глаза полностью, то оказалось, что над ней навис белый потолок, вполне земной и даже со следами разводов от халтурной побелки. А сама она на этот раз лежала на чем-то мягком и удобном. Инга попыталась повернуть голову, но вдруг вскрикнула от резкой боли в шее и непроизвольно коснулась ее рукой, ощутив при этом характерную шероховатость бинтов. И тут же услышала, как в стороне открылась дверь. Морщась и постанывая, Инга скосила глаза вбок. Метрах в двух от нее ухмылялось некрасивым широким ртом знакомое утиное лицо.

Да что же это такое!

«Этот Витя и умереть мне не дал, гад!» – с жуткой злостью подумала Инга.

Утиное лицо приблизилось и склонилось над ней.

– Ну как ты? – пошевелились губы некрасивого рта.

Инга не ответила.

– Болит? – приплюснутый нос Вити указал на шею девушки.

Инга свирепо посмотрела на него и выдохнула, обжигаемая резью в изувеченных осколком стекла связках:

– Паол на…!

Матом она ругалась только в исключительных случаях. Сейчас был как раз такой.

Витя улыбнулся:

– Понимаю… Ты меня ненавидишь…

По взгляду Инги было ясно, что он попал в самую точку.

– Ука! – прошипела она. – Ука оклятая!

Витя разогнулся. Теперь Инге был виден только плохо выбритый низ его подбородка.

– Ничего… – поднял-опустил его Витя. – Ничего… – Тут кожа подбородка натянулась, и Инга поняла, что Витя плотно сжал губы. Потом он снова разжал их, и она услышала: – Скоро ты меня полюбишь, милая… Скоро ты меня очень сильно полюбишь…

Подбородок исчез, и Инга услышала, как в стороне хлопнула дверь.

С пальца все только началось.

Когда Яковлев уже гораздо осторожней подцепил ломом соседний кусок бетона, то все увидели часть человеческой руки с порванной пополам ладонью.

У присутствующих расширились глаза, а позади них послышался какой-то грохот. Это упала в обморок почтальонша тетя Варя.

Вскоре стало ясно, что одним ломом и одним Яковлевым тут не обойдешься. Через некоторое время приехали вызванные рабочие с отбойными молотками. Они до этого трудились на каком-то частном объекте и были недовольны внезапным приглашением ментов, которое срывало им денежный заказ.

– Ну чего тут? – спросил бригадир, когда его шайка-лейка ввалилась в комнату и подняла на ноги почтальоншу тетю Варю хорошей пивной отрыжкой.

– А вот… – хмуро показал в развороченный центр пола Никитин.

Бригадир, зевая, глянул в указанном ему направлении да так и остался стоять с открытым ртом.

У одного из рабочих затрясся в руках не подключенный к электричеству отбойный молоток.

– Приступайте! – сказал Турецкий.

Побледневшая бригада переглянулась и замотала головами:

– Не-е…

Но авторитет Никитина сыграл решающую роль:

– Никаких «не»! – цыкнул он на рабочих. И уже мягче произнес: – Я поговорю с вашим начальством. Внакладе не останетесь. Как за три смены получите.

Рабочие снова переглянулись и слегка порозовели.

– Плюс по бутылке! – добавил Никитин.

– Приступаем! – плюнул на руки бригадир и взялся за отбойный молоток.

Превозмогая боль, отдающуюся в горле при любом шевелении тела, Инга приподнялась на локтях и огляделась.

«Ну и где я теперь?» – подумала она.

Она лежала на диване в довольно чистой комнате, стены которой были оклеены веселенькими желтоватыми обоями, а на одной из них даже висела средних размеров чеканка с изображением восточной девушки в танцевальном наряде, кормящей с руки льва. У противоположной стены комнаты стоял стол, а над ним светлела пробивающимся снаружи солнечным светом плотная белая занавеска.

«Хорошо, хоть окно есть… – обрадовалась Инга и вдруг встрепенулась: – Так, может, я и сбежать смогу?!»

Стараясь не делать резких движений, она опустила ноги на пол и села. Голова сразу закружилась, и ей пришлось закрыть глаза и где-то в течение минуты дать телу привыкнуть к перемене положения. Потом она осторожно встала и тут же качнулась назад, однако успела выставить руку и оперлась на спинку дивана. Отдышавшись, она оттолкнулась от нее и сделала шаг к окну. На этот раз ее повело вперед, и только близость стола спасла Ингу от падения. Оперевшись на него ладонями, она снова передохнула, потом медленно подняла голову и посмотрела на занавеску. «Да… – адекватно оценила она свое состояние. – Убежать мне будет трудно…» Тем не менее Инга не отступила и, перевалившись через стол, дернула занавеску в сторону.

Ага! Получилось!

Свет полился в комнату, заставив ее сощуриться. Затем она подняла веки и…

Проклятье…

С внешней стороны окно закрывала толстая металлическая решетка.

Н– да… Отсюда тоже не сбежишь…

«Но зато! – со значением сказала себе Инга. – Зато – вот! Вот зато что!»

И она оглядела раскинувшийся за стеклом яблоневый садик. Деревья росли близко друг к другу, но именно возле окна они как-то пригибались в стороны, словно открывая дорогу солнечным лучам. От этого в комнате и было так светло. В отдалении Инга заметила довольно высокий забор из красного кирпича, местами, впрочем, осыпавшийся. Она повнимательней рассмотрела садик и пришла к выводу, что за ним, судя по всему, уже давно никто не следит: все заросло высокой травой, и тут и там валялись опавшие ветки, а вдали ржавел перевернутый мангал.