– Кончилось ваше время, ребята! Кончилось!

Екатерина Илларионовна сама пришла в милицию и рассказала, что застрелила своего мужа. Причем она не только не раскаивалась в содеянном, но, напротив, вела себя беспечно, даже, можно сказать, весело. Впрочем, скоро ее веселье перешло в истерику, и смех сделался ненормальным.

– Я прострелила ему грудь, ха-ха! – заливалась она. – Во-от такая дырка в пиджаке! Ха-ха-ха! Во-от такая! – Она бросалась к ближайшему милиционеру, чтобы показать на нем, какая именно дырка была на пиджаке мужа.

Ее останавливали, успокаивали, но она вырывалась и продолжала:

– Я думала, что из этой дырки вылетит его душа! Ха-ха! Но она не вылетела! Не вылетела! И знаете почему? – снова подскакивала она к кому-нибудь. – Знаете? Потому что, – торжественно сверкала она безумными глазами, – потому что ее там не было! Ха-ха! У моего мужа не было души! Не было! Ха-ха-ха!

Приглашенные доктора нашли у Екатерины Илларионовны серьезное психическое расстройство и заявили, что она нуждается в длительном стационарном лечении.

Естественно, в спецпсихбольнице.

Туда же отправили и Виктора Корнева.

Впрочем, его ждала куда более суровая, нежели Екатерину Илларионовну, участь – одиночная палата со стальной дверью и крошечной решеткой в стене под самым потолком, постоянный надзор охраны, прогулки – раз в день по двадцать минут – на сыром воздухе затерянного где-то в Северном море острова Дикий.

Когда Витю отправили туда транзитом через Москву, то, по иронии судьбы, ему снова пришлось проехать по столь знакомому Симферопольскому шоссе.

Сидя в будке милицейского «воронка», закованный в наручники Корнев вспомнил, как когда-то Андрей Петрович Садчиков назвал его поездки «за клиентами» криминальными прогулками. Так прямо и сказал:

– Ты, Витя, денежки с ветерком зарабатываешь… Как будто на такси бесплатно ездишь! Был, допустим, с утра смурной, а потом прогулялся с клиентом на тачке – да и поднял себе настроение! Поди плохо! Правда… – тут Андрей Петрович усмехнулся, – правда, прогулки у тебя… как бы это сказать… криминальные!

Витя покосился на сидевших по бокам от него милиционеров и пробормотал:

– Вот и закончились мои криминальные прогулки…

Через некоторое время после возвращения Инги ее счастливый отец решил устроить для сотрудников Генеральной прокуратуры банкет. Не для всех, конечно, но уж Турецкий-то точно должен был присутствовать в VIP-зале отеля «Олимпик-Пента», чтобы покушать устриц и послушать, какой он есть хороший и какая это честь для всех присутствующих, в том числе и для вице-премьера, находиться с ним за одним столом.

Фактически это и был банкет в честь Турецкого.

Лучшее французское шампанское лилось рекой, осетровая икра искрилась в хрустальных бочонках, а цыгане из театра «Ромэн» надрывались так, как не надрывались бы, явись к ним сюда сейчас живой Будулай. И все интересовались: а когда же, мол, к нам приедет, к нам приедет Александр Борисыч дорогой?

А Александр Борисыч все не ехал и не ехал.

И не приехал.

Потому что встретил по дороге свою старую знакомую – восьмидесятитрехлетнюю Антонину Федоровну, которая снова никак не могла перейти улицу.

И опять единственным, кто ей помог, был Турецкий.

Он довел старушку до дома, поддержал под руку на лестнице, и она в благодарность за это завела его в квартиру, где долго поила чаем с малиновым вареньем и рассказывала про свою собачонку, какая она непослушная, но зато ласковая.

А собачонка все крутилась возле Турецкого и заглядывала ему в глаза. Не из какой-то там корысти: мол, кинь чего-нибудь со стола – а просто так.

Потому что собаки чувствуют хороших людей. Чувствуют.