Подступы к нему почти полностью загораживал длинный рабочий стол – непривычно белый, как снег. Неподалеку от него высились два кресла такого же цвета.

Ух, ты-ы-ы! Да ведь уже день!

Нас с Лу похитили из центра глубокой ночью. Теперь же за окнами щедро светило теплое мельранское солнце, заливая комнату густым, белесым светом.

Я даже не сразу сообразила, что природа вокруг – нечто вроде фотообоев, только трехмерных, почти неотличимых от настоящих пейзажей.

В комнате пахло сливами, яблоками, а еще свежестью и росой.

Позади кровати обнаружились две тумбочки и дверь. Конечно же, наглухо запертая.

Я все же перекатилась через громадное ложе, накрытое розовым атласным покрывалом, и дернула за ручку. Ну да! Заперто.

Я снова в заточении. Вот только теперь без милой Лу, взвинченного Нарта и других удивительных соседей. Совершенно одна.

Ненадолго паника скрутила желудок ледяным спазмом, стянула горло удавкой. Я застыла, дрожа от ужаса своего положения. Но как-то очень резко, быстро взяла себя в руки.

Такс… надо что-то делать…

Первым порывом было открыть окно и попытаться выбраться наружу. Но ставни были заперты наглухо, причем, даже не изнутри – снаружи. Да и высота оказалась приличной. Внизу, чуть поодаль от окна, торчали кустистые макушки лиственных деревьев. Скамейки в громадном красивом парке, вокруг здания, выглядели не больше ладони.

Ладно. А что еще я могу? Кольцо! Конечно же! Как я могла забыть про него?

Я дернулась и… обнаружила, что прозрачное украшение пропало с пальца.

Ну да… Глупо предполагать, что местные не позаботятся о кольце-компьютере. Это я постоянно про него забывала, не привычная к удивительным технологиям нового мира и нового времени. Но для аборигенов такие вещи, наверное, как сотовый или электрочайник в мои времена. Думаю, они первым же делом стащили кольцо с пальца пленницы. И с пальца Лу, наверняка, тоже.

Отлично.

Я одна. Выбраться нет никакой возможности. Разве что мутировать, отрастить крылья, а заодно и стальные когти. Расколоть окно и вылететь наружу. Остается только ждать.

Зачем-то они меня похитили. Чего-то хотят, на что-то рассчитывают. И чтобы получить желаемое им придется, как минимум, поговорить, потребовать. Значит, жду встречи. Надеюсь, Рас уже в курсе, что меня выкрали из центра. Ищет и скоро найдет.

Я почему-то верила мельранцу, как самой себе. Одна мысль о нем сразу подняла настроение. Вспомнился наш поцелуй у дверей центра, его рваное, горячее дыхание и шепот:

– Увидимся, моя русалка.

В животе стало тепло и щекотно, уже подкатившийся к горлу комок слез куда-то исчез. Я даже не верила, точно знала – Рас меня выручит, обязательно, во что бы то ни стало…

… Я никогда не страдала клаустрофобией. Да и громадную комнату, где меня заперли неведомые похитители, никак нельзя было назвать замкнутым пространством. Трехмерные обои на стенах не просто визуально увеличивали помещение, но и создавали ощущение воздуха, простора, свободы.

За виртуальным парком обнаружилась дверь в громадную уборную, почти незаметная на фоне мощных кряжистых деревьев. Не удивительно, что я не сразу выцепила ее взглядом.

Ванна, размером с иной мини-бассейн, гелевые подушечки для удобства купальщика, так и манили лечь и расслабиться. Насыпать в воду морской соли – целая банка ее стояла на одной из прозрачных полочек, над раковиной – и наслаждаться. Забыть о похищении, о том, что я в чужом доме, заперта и одинока, отбросить все неприятные мысли и только ощущать, как вода греет кожу, массирует тело.

И все же, спустя некоторое время стало очень не по себе. Неизвестные похитители так и не появились, за окнами летали большие, остроклювые птицы с серебристым опереньем. Время от времени на стекло садились жуки, размером почти с половину моей ладони. Ярко-красные, с черными пятнами, похожие на великанских божьих коровок и длинные, темно-зеленые, вроде богомолов. Их вид скорее пугал, чем восхищал или навевал умиротворение.

Звуки внутрь комнаты не прорывались. Или же их гасили специальные установки, как в некоторых залах медицинского центра. Лу рассказывала про эти чудеса техники. Они поглощали звуки, запахи, слишком яркий, вредный для здоровья свет, дезинфицировали воздух, фильтровали от любых опасных испарений и лучей.

В комнате повисла гробовая тишина, бесприютное одиночество бетонной плитой навалилось на грудь. Даже странно, что я ощутила его только сейчас. Ведь очнувшись в будущем, в новом, неведомом мире, я потеряла всех, кого знала, любила и кому верила.

Судьба никогда не баловала меня. Отец бросил нас, когда мне едва исполнилось двенадцать. Просто однажды ушел на работу, «на шабашку», как он любил выражаться, и не вернулся. Через месяц мы с мамой обнаружили, что его полки в шкафу опустели, а чемодан исчез из кладовки.

Мама несколько месяцев не дожила до моего двадцатилетия. Последнее, что помню – ее родинку, на подбородке, мягкие губы, и теплые, маленькие руки с обветренной кожей.

Помню, как навещала маму в больнице, и она таяла на глазах, словно свечка. И тот, последний свой визит помню тоже.

Слишком светлые коридоры, ядовитый запах хлорки, скрипучие двери отделений, толпы несчастных, в пижамах и домашних халатах всех цветов радуги. Почему несчастных? Не знаю… Тогда все лица для меня словно осунулись, посерели, глаза излучали вселенскую тоску.

Помню, как меня пошатнуло возле койки в реанимации. Мама открыла глаза, и я просто взяла ее за руку. Несколько секунд мы смотрели друг на друга.

Молча, в звенящей тишине, под тиканье часов на стене и пиканье приборов у чужой кровати.

Слова прилипли к языку, в горле разрастался колючий ком. Пришлось до боли стиснуть челюсти, чтобы сдержать слезы. Мама мягко улыбнулась –одними уголками губ, лучистыми золотисто-карими глазами, и тоже промолчала.

Я старалась не смотреть на катетеры в почерневших от лекарств венах самого любимого человека на свете, не замечать как часто и прерывисто она дышит.

Я просто ощущала маму. Рядом. Со мной. В последний раз.

А когда вышла из палаты, в спину полетели слова дежурного врача:

– Она перестала дышать…

И я шла по коридорам, куда-то, наверное, на выход. Сжимала в руках мамин паспорт, который зачем-то достала из сумки. Поглаживала ее фото – строгое, черно-белое, с очень короткой, аккуратной стрижкой. И не понимала – как же так? Вот же она! Вот ее дата рождения, вот место прописки. Но мамы больше нет…

Я смахнула слезы с глаз и снова огляделась.

Так! Мила, не время и не место раскисать окончательно. Но почему я снова одна? Черт! За что?

Яркий блик из окна полоснул по лицу, и я зажмурилась.

«Ми… ла… Ми… ла… где?» – прозвучало в голове. Я узнала бы голос Раса в воде, в невесомости, и в голове тоже. Вспомнились его слова о том, что индиго могут общаться мысленно, только нужно научиться, натренироваться.