Мы же, щедро освещенные фонарем, прямо напротив окна, были как на ладони.

Впрочем, Фейрани считался одним из лучших руководителей подразделений полиции, честным и добросовестным служакой. Да и тот факт, что мы застали его ночью на рабочем месте, на дежурстве, говорил сам за себя. По-моему, только главный сыщик и руководитель планетарного патруля брали ночные смены, как простые полицейские.

– Милана Залалатдинова? – вскинул бровь Фейрани, переводя взгляд с Эймердины, на меня и Ласа.

Тетушка кивнула, «Хирург» тоже. Я воздержался.

– Я принимаю у вас заявление, – совершенно бесстрастным тоном произнес Фейрани, очень напоминая сейчас биобота обслуги.

Инженеры-конструкторы из сил выбивались, но так и не сумели заставить полумашины общаться «как живые». Годами им прививали тысячи эмоций, но все равно оставалось слишком много «брешей». Живые существа за минуты могли проявить несколько совершенно разных порывов и чувств. Биоботы просто «зависли» бы от перегрузки системы. Да и ни одна суперновая программа не смогла бы передать машине весь спектр эмоций живого существа. На Мельрании биоботов почти не использовали. На других планетах, в межгалактических телепортах они встречались гораздо чаще. Как инженеры, корабельная обслуга и даже официанты в кафе и забегаловках для туристов.

Обширного применения биоботы так и не нашли. Сколько ни мечтали ученые, что они заменят рабочих на заводах, ученых, полицейских, учителей… Этого так и не случилось. Производства автоматизировали полностью, и сейчас ими управлял один-единственный инженер, за небольшим виртуальным пультом-компьютером. А то и вовсе – раз в пару дней проверял – в порядке ли система.

Для работы с представителями разных рас, расследований и прочего все равно требовались живые существа. Крупные рестораны, салоны, магазины, попытавшиеся было заменить сотрудников биоботами, моментально опустели. Уволенные работники неделями устраивали вселенские забастовки. Требовали соблюдать права живых существ, не ущемлять их в пользу машин. В итоге смелые идеи ученых так и остались идеями.

Тишина в кабинете Фейрани начала давить, действовать на нервы. Глава сыщиков продолжал невозмутимо смотреть на нас, а Эймердина с Ласилевсом не двигались с места. Заявление мы уже подали. Здесь, на Мельрании для этого не требовалось набирать его на виртуальных листах, ставить подпись, печать ДНК и аурный слепок. Все это сделал за нас компьютер, на столе Фейрани, с виртуальной клавиатурой, монитором и малюсеньким «материальным» блоком, который и выполнял всю работу.

Даже я не сразу понял – чего хочет Эймердина и почему она не собирается уходить.

Только когда Лас взял слово, стало ясно – и мне, и, похоже, Фейрани тоже.

– Мы хотели бы отдельно добавить, чтобы девушку, как только вы ее найдете, отправили в карантинный центр. Также, семья Саркатта, как клан, официально оспаривающий права на девушку, требует, чтобы вся информация о ходе расследования сообщалась нам первыми. Или хотя бы наравне с остальными заинтересованными лицами.

Фейрани кивнул. Материальный блок компьютера подмигнул голубым и зеленым, зафиксировав «дополнительные условия нашего заявления».

– И это тоже еще не все, – подала голос Эймердина. – Мы хотели бы знать – что известно о похитителях на данный момент.

Вот теперь Фейрани удивился. Не ощущай я своей, полуиндиговской аурой особые всплески энергий, не догадался бы ни за что. Ни один мускул не дрогнул на лице главы сыщиков, он даже пальцем не пошевелил.

– Простите, госпожа Саркатта, господин Саркатта, господин Клейлис Рорри. Боюсь, что пока наши умозаключения, сведения сыскной бригады – тайна следствия, – очень ровно произнес Фейрани.

– Возможно, – также невозмутимо парировала Эймердина. – Но в таком случае, в следующий раз, когда кто-то из ваших подчиненных или вы сами окажетесь на краю гибели, моих племянников не зовите. Мы найдем, кого исцелить уникальным даром Дарлиана и Врастгарда. В конце концов, по статистическим данным, в авариях на воздушных трассах ежедневно гибнут больше пяти мельранцев. А что творится на других, менее цивилизованных планетах третьего мира… ммм… – тетушка цокнула языком и закатила глаза.

Эмоции Фейрани полоснули по моей ауре потоком досады и раздражения. Даже мурашки прошлись по спине. Глава сыщиков и бровью не повел, выдержал небольшую паузу и сдался очень красиво, я бы даже сказал эффектно:

– Что ж! Я рад, что вы напомнили о долге моего подразделения перед вашими удивительными племянниками. Буду счастлив хотя бы частично отплатить им добром за добро. Рассказать, чем располагает следствие на данный момент.

Эймердина скрестила руки на груди. У меня вырвался победный возглас, и Лас посмотрел укоризненно, намекал, что давно пора бы взять эмоции под контроль.

Фейрани снова обвел нас внимательным взглядом и, как прежде, без единой интонации в голосе спросил:

– Вы понимаете, что все, сказанное в этом кабинете, строго конфиденциально? И не должно выйти за пределы этих стен?

Эймердина решительно мотнула головой, мы с Ласом коротко кивнули.

– Отлично, – продолжил Фейрани. – Пока мы не располагаем большим количеством сведений. Но кое-что любопытное уже успели нарыть. Начнем с того, что похитители или заказчики работали в связке с руководством центра.

Лас пораженно приподнял брови, Эймердина подалась вперед, у меня непроизвольно сжались кулаки.

– Да-да. И это не вызывает сомнений, – все так же бесцветно подтвердил Фейрани. – Видите ли… Следы заметал явно кто-то из руководства центра. Тот, у кого есть доступ к «охранным записям». Они велись по всем коридорам, отсекам, комнатам. Даже в ванных и уборных. И в оранжерее, откуда похитили Милану и еще двоих пациентов, записи велись тоже. Тем не менее, улик почти не осталось. Ни слепков ауры, которые постоянно фиксируют специальные датчики, ни ДНК-кодов, ни видеозаписей. Кто-то зачистил все. Умудрился даже почти полностью затереть уникальную энергетику крови раненого похитителя. А для этого нужны такие технологии, каких нет даже в центре. Но это уже само по себе улика. Тех, кто способен сотворить такое, имеет доступ к «охранным записям», последним ноу-хау, еще даже не опробированным, не запущенным в широкое производство – считанные единицы.

– И, конечно же, все они с «фамилиями»! – процедила Эймердина.

На лице Ласа прямо-таки читалось – насколько неприятно ему, что титулованные, занимающие важные посты коллеги, предали свое дело, пошли на преступление.

В этом был весь Лас. Он видел в мельранских врачах почти богов, спасителей жизней, идеализировал их, восхвалял.

Я сам едва сдерживался – кровь пульсировала в висках, зубы скрипели, ноздри раздувались. Конечно же! Мы снова будем иметь дело со знатными семьями! А их не арестуешь просто так! Не обыщешь! Не заставишь говорить!

Нужны веские причины, убедительные доказательства, улики, следы… А следов как раз-таки и нет. Черт! Черт! Черт! Хорошо же мерзавцы все рассчитали! К ним не подкопаешься, не вызовешь на допрос с пристрастием. Придется стражам порядка изрядно попотеть. Собирать информацию по крупицам, пытаться наскрести хотя бы минимальный повод для разговора с подозреваемыми. В противном случае, полицию и на порог не пустят. И ничего мы не докажем, не предъявим.