Я кладу ноутбук, удивляясь, что не запомнила его и никогда не замечала на фото. Я приближаюсь к полке и встаю рядом с ним. Рассматривая фотографию, я первым делом замечаю Тайлера в самом центре группы, с его фирменной, но еще не отточенной до совершенства ухмылкой. Там и Энтони, в паре рядов позади него, с отросшими волосами, которые больше похожи на африканскую прическу, и он меня обнимает. Мы тогда встречались. Я склоняюсь ближе и изучаю задние ряды, и…

– Нет, – выдыхаю я. Потому что вот он Уилл – или Билли, как его звали тогда, – тощий, как жердь, и с неаккуратно висящими волосами, типичными для девятиклассника.

– Молчи, – цедит Уилл сквозь зубы.

Я дразню его:

– Ты только посмотри на свои волосы. – Они сильно отличаются от идеальных, уложенных гелем светлых прядей, которые он прямо сейчас приглаживает рукой.

Он отступает от книжной полки, румянец подбирается по его шее.

– Я знаю, знаю, – бормочет он, – поэтому у меня никогда и не было подружки.

Я жду, что он скажет «а теперь есть», но он этого не говорит. Уилл продолжает рассматривать остальные полки в моей комнате, и я снова задумываюсь, кем же он считает меня. Я себе твердила, что неважно, являюсь ли я его девушкой или просто развлечением, но я бы все же хотела знать. Прежде чем у меня выдается возможность спросить, он поворачивается ко мне, в глазах его уверенный блеск.

– Не все могут быть как ты, – говорит он, кивая на фотографию. – Ты даже тогда была красивой.

Его слова вытесняют из моей головы вопросы. Мы явно на одной волне, потому что он обнимает меня одной рукой за талию и притягивает к себе в поцелуе. И поцелуй почему-то кажется другим, заряженным нашими ожиданиями. Впервые это шаг к чему-то новому.

Прервав поцелуй, я веду его к кровати и снимаю его куртку, а мои губы все еще горят. Я легонько толкаю его на матрас и закрываю крышку ноутбука на столе.

– Не думаю, что нам нужно придумывать повод, – говорю я, сбрасывая ботинки и нависая над ним.

– Мы бы вряд ли много успели посмотреть, – выдыхает он, и я хватаю его и целую снова.

Его руки скользят к моей талии, и я чувствую, как его пальцы сжимают мою поясницу. Я пробегаю руками по его груди, а он начинает целовать меня в шею, рука его задирает подол платья. Затем я стягиваю с него футболку. Затем поднимаю руки над головой, и платье летит на пол. Затем его пальцы скользят по моей спине.

Затем жужжит мой телефон.

– Черт. – Я спрыгиваю с кровати. Телефон вибрирует еще пару раз, и я понимаю, что папа не в духе. Правило было такое, что я пишу сообщения ему, а не он мне.

– Секундочку, – прошу я Уилла, – я кое-что забыла сделать.

От папы пришло три абсолютно одинаковых сообщения – «Меган, ты где?», – а за ними обвинительная строчка вопросительных знаков.

«Дома», – набираю я в ответ.

Я кладу телефон и сажусь обратно Уиллу на колени. Стоит нам вернуться к тому, на чем мы прервались, как телефон снова дребезжит со стола. Я раздраженно вздыхаю и снова сползаю с Уилла.

– Прости…

У меня уходит секунда на то, чтобы сообразить, что папа прислал. В первом сообщении – «Как тебе?», а под ним три фотографии, которые слишком малы, чтобы рассмотреть их в уведомлении на экране телефона. Я открываю картинки, и сердце мое замирает.

Три фотографии с разных углов, на которых слабо освещенный боковой вид дома. «Чизапик лейн», – гласит надпись на табличке.

«Как тебе?» Будто имеет значение, как выглядит дом. Какой бы дом они ни выбрали, это будет прекрасное место, чтобы растить Эрин и малыша и где мне предстоит на каникулах спать в безликой гостевой спальне.

«Норм», – отвечаю я.

Я бросаю телефон, и довольно сильно, на стол и поворачиваюсь к Уиллу, желая стереть Чизапик лейн из памяти. Я снова плюхаюсь на него, и он притягивает меня ближе, и я поднимаю руку, чтобы расстегнуть лифчик. Но не могу себя заставить сделать то, что хотела. Он сидит подо мной, и он прекрасен, но я чувствую только опустошение.

Он заметил мои сомнения и выражение лица.

– Что такое? – спрашивает он.

– Ничего, – говорю я, потому что не вижу смысла рассказывать подробности.

Я слезаю с него и поднимаю с пола платье. Я натягиваю его через голову и слышу:

– Погоди, что стряслось?

– Прости, – говорю я пустым, неубедительным голосом. – Я просто сейчас не в настроении.

– Ладно… – тянет он недоверчиво, даже возмущенно. Я смотрю, как он одевается. – Похоже, придется отложить до следующего раза.

«Если он вообще захочет следующего раза», – говорит знакомый голосок в моей голове. С учетом того, как Алисса крутится около него, и того, как я совершенно испортила сегодняшний вечер, я пойму, если он не пожелает дать мне второй шанс.

Он выходит из моей комнаты, и я даже не иду его провожать до двери. Я нерешительно встаю посреди комнаты, жалея, что не проигнорировала папу и не сосредоточилась на Уилле.

Но и теперь я осознаю, что смотрю на ту фотографию, которую мы с Уиллом только что рассматривали вместе. Я оглядываю пьесы на полках, вешалку в углу, прикрепленные к доске на стене афиши. Всего пара месяцев – и все это будет уложено в картонные коробки и отправлено в Нью-Йорк, и комната, в которой я выросла, опустеет.

Я падаю на кровать, и острый уголок впивается мне в спину. Я нашариваю там упаковку с DVD – «Влюбленный Шекспир».

Мои планы на вечер скомкано пролетают в памяти. Меня пошатывает. И я знаю, что это не только из-за надвигающейся истории с Нью-Йорком. Я импульсивно провожу рукой по волосам, пытаясь унять дрожь в пальцах. Что я такое творила с Уиллом? То, что казалось таким многообещающим и волнительным, таким правильным еще час назад, сейчас вызывает противоположные чувства.

Я думала, что способна на это. Я думала, что статус наших отношений неважен. Я думала, что могу прямо сейчас заняться сексом с Уиллом и прочувствовать эту связь, эту близость, которой мне хочется так отчаянно – пожалуй, слишком отчаянно. Часть меня считает, что я знала в глубине души, что так не получится.

Часть меня считает, что причиной остановки были далеко не только сообщения от папы.

Я рада, что мы с Уиллом не зашли дальше, решаю я. Но теперь все в подвешенном состоянии. Мой роман – не роман. Мой дом недолго еще пробудет моим домом. Все ускользает от меня, и я не узнаю ничего вокруг.

Я заставляю себя встать. Я не могу сейчас смотреть на DVD, который принес Уилл. Я не могу напоминать себе, как мог бы пройти сегодняшний вечер и в каком раздрае мы разошлись. Я засовываю «Влюбленного Шекспира» в ящик, с глаз долой.

* * *

На следующее утро на моем пороге стоит Оуэн.

Когда я просыпаюсь после трех часов беспокойного сна, я набрасываю на себя первое, что нахожу в комнате. Теперь я снова расположилась на диване в гостиной и снова читаю ту же сцену из «Ромео и Джульетты», что и вчера. Она все еще кажется нелепой, и хотя я частично уже запомнила реплики, это мне не помогает представить себя произносящей их со сцены в Эшленде.