Официант поставил в центр стола огромное блюдо с устрицами, мидиями, крабами, креветками и морскими ежами. Грег схватил морской огурец, скользкий и блестящий, — и Шиб тут же вспомнил пенис Антуана Ди Фацио.

Пэм и Софи болтали о Метце, своем родном городе. Они собирались доехать поездом до Генуи, маленького городка на Итальянской Ривьере. Грег перечислял бесконечные адреса и варианты развлечений, терзая на тарелке осьминога, сочившегося пузырями, как утопленник.

Шиб съел несколько не слишком жирных устриц, лапку краба и трех морских ежей, щедро полив все лимонным соком. Нет, он все-таки должен стряхнуть с горба Грега. Не тратить попусту время, угождая очередной пассии Грега. Он-то ведь совсем другой— у него нет грубоватого обаяния Грега, он никогда не станет таким высоким, светловолосым, мускулистым раздолбаем. Шиб слишком маленький— метр шестьдесят пять, слишком худой— едва ли пятьдесят пять килограммов, слишком смуглый (не чернокожий!), с большими голубыми— как у лайки хаски— глазами, такими светлыми, что контраст с темно-золотистой кожей был почти тревожным. Глаза Иды. У одного из его отцов-насильников тоже, видимо, была голубая гамета. Ида хотела подать жалобу, но американский корабль «Созвездие» уже вышел в море. Старый сыщик с желтыми прокуренными зубами посоветовал ей наплевать и забыть— она молода и справится.

Двадцатилетняя сирота, мать цветного ублюдка... Впрочем, в 1959 году, в Каннах, это не было такой уж серьезной проблемой. Иде удалось найти жилье в старой части города, в меблированных комнатах «Сюке», два этажа занимала мадам Гортензия, мать Грега и владелица самого известного «американского бара» в городе с ласковыми хостессами. Его яркая неоновая вывеска гордо смотрела на порт. На четвертом этаже квартировал господин Эль Айяш: он превратил свою комнату в мастерскую чучельника— так тогда называлось это ремесло.

— Тебе красного или белого?

— Что?

Грег указывал ему на две бутылки. Шиб наугад ткнул в красное, все еще пребывая во власти воспоминаний. Софи, упоенно хлюпая, заглатывала устриц. Пэм сражалась с морским пауком. Грег сыпал анекдотами, заставляя девиц хихикать— самодовольный, как всегда, в зубах словно торчала платиновая кредитка, обеспечивая лучезарную улыбку.

Маленький Леонар очень рано полюбил проводить вечера у старого египтянина, который посвящал его в тайны своего мастерства. Он был способным учеником, быстро схватывал, и ему нравилось это занятие. Когда Леонару исполнилось двенадцать, Эль Айяш дал ему старинную книгу в кожаном переплете, со сшитыми вручную страницами, испещренную непонятными знаками. Фарид Эль Айяш принадлежал к братству Великих тайн, он был одним из последних потомков жрецов-бальзамировщиков — и ему больше некому было доверить такое сокровище, кроме ошеломленного чужого ребенка. У старика был рак, он знал, что скоро умрет, и хотел передать секреты своего искусства Леонару, чтобы тот поддерживал пронесенный через тысячелетия огонь знаний.

Это было похоже на волшебную сказку или на фантастический роман, героем которого внезапно стал Леонар. Разумеется, он согласился на предложение Эль Айяша и поклялся хранить тайну, сделав на собственном животе двенадцать надрезов кремниевым ножом, Потом он выпил отвара из трав и змеиной крови, принял помазание миррой и ладаном и после смерти Эль Айяша, наступившей двумя годами позже, стал официальным (и тайным) великим жрецом-бальзамировщиком, владыкой Тайн и единственным представителем Ордена Амона-Ра[6]на всем Лазурном берегу.

Он находил, что для четырнадцати лет это неплохо, но, к несчастью, недостаточно, чтобы защититься от придурков-одноклассников с расистскими идеями. Грегу это удавалось гораздо лучше. В знак благодарности Леонар давал ему списывать домашние задания.

— Вы не поможете мне ее разломить?

— Простите?

Пэм протягивала ему острую крабовую клешню в жестком панцире. Шиб расколол ее острием ножа и разломил пополам, обнажив белое аппетитное мясо.

— Чем вы занимаетесь? — спросила Пэм, вгрызаясь в сочную мякоть. — Я имею в виду — что у вас за работа?

— У меня небольшая таксидермическая мастерская, — ответил Шиб, подливая ей белого вина.

— Он занимается животными, — вмешался Грег. — Он натуралист.

— Ах! — воскликнула Пэм. — Я так люблю животных!

— Он тоже. Верно, Шиб? Такой сентиментальный!

Шиб чувствовал себя нелепым. Пэм завела разговор о Гринписе, потом о разлитой у берегов Горстани нефти и погибших в мазутной пленке морских птицах. Шиб подумал, что такой смерти скорее заслуживал Антуан Ди Фацио. Он знал, что графиня заказала для его останков саркофаг, покрытый тонким слоем золота, с выгравированным на поверхности портретом.

— Поехали куда-нибудь танцевать, — предложил Грег. — Я знаю поблизости одно клевое местечко. Хозяин мой друг. Там во время кинофестиваля собираются все звезды.

Софи и Пэм переглянулись и кивнули. Грег потребовал счет. Шиб чувствовал себя усталым, ему хотелось спать. Но он воображал, как начнет вопить Грег.

На улице рычали могучие мотоциклы рокеров, с моря дул теплый ветер, принося с собой рокот волн, набегавших на пустынный пляж. На террасе соседней пиццерии какой-то тип весьма пристойно бренчал на электрогитаре Мак-Лофина.

Шиб попытался слинять, но Грег завозмущал-ся, и Шиб согласился проводить их до «Софы» — любимого ночного прибежища приятеля. В машине девицы без умолку болтали, перемывая косточки зевакам, слоняющимся по набережной, и приходя в восторг от роскошных яхт. Когда «лендровер» проезжал мимо казино, они закудахтали от восхищения. Грег с шиком вырулил на автомобильную стоянку, резко затормозил у самых дверей, небрежно бросил ключи швейцару в голубой с золотом униформе:

— Держи, старина! — помог девицам выйти: — Оп-ля! — и, бросив Шибу: — Шевелись, приятель! — провел всех в клуб спокойно и уверенно, как к себе домой.

Простые мелодии, негромкий джаз, интерьер в стиле «ар деко», гигантский аквариум с экзотическими рыбами, зал игровых автоматов, непрерывно вибрирующий и звякающий, мигающий свет и громкие восклицания. Высокие лепные потолки отражали гулкое эхо. Грег вынул из кармана пачку смятых купюр по сто евро, одарил каждую девицу банкнотой:

— Развлекитесь немного, девочки.

Снова восторженное кудахтанье. Советы Грега — Великого стратега по поводу хороших и плохих автоматов:

— Идите лучше к автоматам с жетонами по два евро, в тех, что покруче, выигрыши реже, ну а мы отправимся мочить монстров по десять евро за тур. Ты как, Шиб?

Шиб кивнул:

— Как скажешь, Грег, вперед, Грег, размотаем твои денежки, Грег!

Грег— с коробкой дорогих жетонов, с сигарой «Монте-Кристо» в углу рта, сощурившись, изучал автомат. Весь его вид говорил: «Я тебя в два счета раздолбаю, мать твою!» Пэм и Софи потягивали дармовое шампанское.