— Пожалуйста, дай мне Германа всего на…

— Ни за что! — отвечает она. Кажется, ее уязвила даже сама просьба. Мне становится не по себе.

— Извини. Я просто не хочу, чтобы Тиффани у нас жила, — вздыхаю я.

Мы садимся на скамейку и надеваем балетные туфли.

— Ладно, — говорю я, — подойдем к вопросу с позиции логики. Тиффани наверняка тоже не хочется жить со мной в одном доме. Ну и чего я тогда должна злиться?

И все-таки я плюхаюсь на скамейку так, словно у меня вдруг исчез позвоночник.

— Вот и правильно, — успокаивает меня Джессика. — И Леонардо да Винчи тоже наверняка умел уживаться с неприятными людьми.

Все-таки Джессика — умница, что упомянула Леонардо. От одного его имени я немного успокаиваюсь и уже могу вести себя как разумный человек.

— Привет!

Входит Алекс и садится прямо на пол возле нашей скамейки.

— А где твоя пачка? — спрашивает Эпата. Алекс бросает в нее балетной туфлей и улыбается. Алекс с мамой приехали в Нью-Йорк из Джорджии всего пару месяцев назад. Ее мама придумывает всякую необычную одежду и заставила Алекс надеть на первое занятие огромную пачку в блестках и колготки с розовыми молниями на заду. Меня при этом не было, но историю слышала множество раз. Правда, потом мама все-таки одумалась, и теперь Алекс ходит в обычной форме. Сегодня на ней коричневое трико и коричневые же колготки. Печатая шаг, входит Террела.

— Привет! — говорит она, садится на скамейку и снимает уличную обувь. Движения у нее плавные и точные. Ничего лишнего. Леонардо такая правильность понравилась бы.

— Наконец-то Орден Феи Драже снова в сборе, — говорит Эпата, улыбаясь нам всем. Наш Орден возник этим летом, когда мы с Эпатой, Террелой, Джерзи, Джоанной и Джессикой помогали Алекс выучить танец к концерту.

— Тоже мне «наконец-то», — говорит Террела. — С летнего семестра всего-то две недели прошло.

Эпата бросается к ней с объятиями — больше чтобы подразнить, потому что Террела не из тех, кто любит всякие сюси-пуси.

— Но я так по тебе соскучилась, мия кара! — И она делает вид, будто покрывает поцелуями голову Террелы. Та вырывается на свободу.

Входит девочка в блестящей диадеме.

— У-сю-сю, деточка, — говорит она Терреле, — а ты знаешь, что миленькие маленькие девочки учатся не здесь, а на втором этаже? — она упирает руки в бока и приторно-фальшиво улыбается.

Увы, девочка в диадеме учится в нашем классе с самого начала. И она прекрасно знает, что Террела тоже ходит в наш класс. Террела на год нас младше, но танцует просто здорово. Ну, а девочке в диадеме обязательно надо кого-нибудь задразнить. Наверное, из-за тяжелой диадемы у нее нарушилось мозговое кровообращение.

— Деточка, — преувеличенно вежливо отвечает ей Террела, — кабаны учатся не здесь, а в Африке, так что беги-ка ты за билетом на самолет.

На прошлом концерте девочка в диадеме танцевала в костюме кабана, и напоминание об этом ей явно не по вкусу. Но она не успевает ответить, потому что в раздевалку входит мисс Деббэ. На ней тюрбан — как всегда, и она сильно накрашена — как всегда. В правой руке у нее резная деревянная шкатулка. Чтобы привлечь наше внимание, мисс Деббэ стучит тростью по полу.

— Начнем наше занятие. Идемте, медам, — говорит она с сильным французским акцентом, разворачивается и направляется к лестнице.

Мы топаем следом.

— Видели шкатулку? — спрашивает Алекс. — Это что, сегодня опять будет речь про пуанты?

— Это уж наверняка, — отвечает Эпата. — Вздремнем, сестренки?

— Ты что! — пихает ее в бок Алекс. — Я вот не прочь еще раз послушать — интересно же!

— Ты просто эту речь всего один раз слышала, — говорит Эпата. — А мы — миль вэсес, миллион раз.

— Всего только девять, — поправляю я.

— А, без разницы, — говорит Эпата. — Разбуди меня ночью, и я все повторю слово в слово.

Мы поднимаемся на самый верх, поворачиваем налево и входим в главную студию — это мой любимый класс в школе. По левой стене идут высокие окна. Медового цвета деревянный пол залит солнцем.

— Садитесь, пожалуйста, — говорит мисс Деббэ.

Мы садимся на пол. Я озираюсь вокруг. Новеньких у нас нет, здесь все те же девочки, с которыми мы занимались летом. Позади нас сидят тройняшки. На голове у Джоанны бейсболка. Сейчас мисс Деббэ попросит ее снять…

— Джоанна, сними, пожалуйста, бейсболку, — говорит мисс Деббэ.

Джоанна торопливо стягивает кепку.

— Итак. Я рада поздравить вас с началом осеннего семестра в школе балета «Щелкунчик». Всех вас я знаю, а вы знаете меня. Нам с вами известно, какую огромную роль играет танец. Танец — это движение. И все же я хочу кое о чем вам напомнить.

Она открывает шкатулку, вытаскивает сверток в желтой папиросной бумаге и достает пару старых балетных туфелек.

— Все вы знаете, что у меня нет ничего дороже этих туфелек. Некогда их носила мисс Камилла Фримен, первая чернокожая прима-балерина «Балета Нью-Йорка». Она совершила то, что многие считали невозможным. Она трудилась, не жалея сил, и открыла путь на сцену другим чернокожим балеринам по всему миру.

Мисс Деббэ поднимает туфли повыше, чтобы всем было видно. На подметке правой туфельки виднеется автограф мисс Камиллы Фримен, сделанный черной ручкой.

— Зачем же я показываю вам эти пуанты? — продолжает мисс Деббэ. — Зачем?

— Да, зачем? — шепчет Эпата. — Зачем-зачем-зачем?

Алекс пихает ее в бок.

— Во-первых, мисс Камилла Фримен была моей наставницей. Когда я приехала в эту страну, она научила меня всему, что умела. Мы жили в дортуаре балетной школы, и мисс Камилла заботилась обо мне, потому что мне было очень одиноко на чужбине. Когда я смотрю на эти туфельки, то вспоминаю свою дорогую учительницу и внимательнее присматриваюсь к своим ученицам. Но главное — эти туфельки символизируют…

— Возможности, — тихо-тихо говорит Джоанна.

— Возможности, — говорит Эпата, закатывая глаза.

— Возможности, — говорит мисс Деббэ. — Эти туфельки напоминают нам о том, что в мире нет ничего невозможного. Если у вас есть мечта, вы можете ее достичь!

Она любовно заворачивает туфельки в папиросную бумагу и укладывает в шкатулку бережно, как яйцо. Закрывает крышку и ставит шкатулку на столик У двери.

— А теперь — к станку, — говорит мисс Деббэ.

После занятия мы спускаемся вниз переобуться.

— Тьфу ты! — говорит Террела. — Забыла сказать мисс Деббэ, что в субботу меня не будет.