Элинэль, а следом за ней и другие эльфы. Если уж сама Великая княгиня сдалась и сбежала за Море, что удержит остальных. И началось!

– Ты не понимаешь ещё ничего, данно[5]! Нельзя противостоять Зову Моря! – резко сказал Эктавиан.

– Ты всегда её оправдывал, – печально молвила Экталана, – но я не могу оправдать её. Разве она была единственной, кто познал тоску? Разве ты не страдал все эти годы от разлуки? Ты тоже знаешь, как призывно кричат чайки, как зовут волны, набегая на белый песок. Разве мало ты потерял за эти годы? Ты видел, как тает твой народ. Сколькие ушли вслед за нею, за Элинэль: Орен, Лиадран, твои родители, Нэя, Наяран, Риана, Агель, и многие-многие другие. Разве не желал ты уйти вслед за ними, но ты всё ещё здесь. Хотя ныне времена так темны, что много сил надо, чтобы не отчаяться.

– Мне был не нужен Благословенный Край, – ответил князь. – Ты – моё Море, Экталана. И я должен быть с тобой и моим народом.

– У неё тоже была я, и её народ, но она ушла! – возразила Экталана.

– Она не была сильной, как ты, – спокойно начал эльф. – Она не умела бороться с отчаянием, и велико было её разочарование. Рухнуло то, во что верила Элинэль. Она верила в единство эльфов и людей. Верила, что никакое зло не коснётся нас больше после Великой Битвы и гибели чародея Катараса. Но оказалось, что она верила в иллюзии…

– Расскажи мне, отец, что случилось! Почему мама ушла? Я ещё мала была и не осознавала толком, что случилось. Я помню, её кто-то ранил… Но ты ведь её исцелил. Так почему же? Что стало причиной? Я никогда не спрашивала тебя об этом, отец – знала, тебе горько вспоминать. Но теперь пришло время говорить начистоту.

– Ладно, – просто сказал Эктавиан и привалился к стволу дерева. – Тебе было тогда три года. Ещё сохранялся мир в Лейндейле, пришедший после Великой Битвы. В те времена Элдинэ были желанными гостями и за пределами Элтлантиса. И ничто не предвещало грозу. Хотя сердце моё чувствовало, как хрупко и слабо это спокойствие, словно затишье перед бурей. Великий союз эльфов и людей, купленный ценой рек пролитой крови, ещё не успели забыть. Люди были частыми гостями Эльфийской Долины, а сам наш лес – много больше, чем ныне. Элинэль любила гостей, любила родичей королевы Мары. О, моя прекрасная нежная Элинэль, как она любила свою подругу Дарьяну – правнучку Калахая Ринай, королеву Брелистона, и её мужа Глена. У них ещё был сын – Дарген Литей… Помнишь их?

– Смутно, – ответила княжна, – помню мальчишку… Он был совсем маленький и глупый. Я не знала, как с ним играть.

– На самом деле, он почти ровесник тебе, младше лишь на год, – усмехнулся Эктавиан, – просто эльфийские дети растут быстрее. Ему тогда было два года. Дарьяна и Глен ехали из Мангара и посетили Элтлантис. Они позвали Элинэль с собой погостить в Брелистоне, а заодно заехать в Ринайград, повидаться с королевским семейством. Элинэль, разумеется, не смогла отказаться.

Эктавиан тяжело вздохнул и замолчал на время. Но дочь его не торопила.

– Я проводил их с лёгким сердцем. Дар пророчества во мне предательски молчал. Почему-то видения приходят, когда они меньше всего нужны… Они не успели уехать далеко. На Южном пути рядом с Малудушем на них напали западные разбойники. В то время правители не брали с собой больших отрядов для охраны – они не верили, будто что-то может угрожать им в собственных землях. Прежде, чем солдаты отразили атаку, госпожа Дарьяна и Глен были убиты, Элинэль очень серьёзно ранена, как и многие из стражей. По счастливой случайности уцелел лишь мальчик. Солдаты увезли мою госпожу в Ринайград. Там Эрсель и Лиарин исцелили её рану, но не душу.

Теперь уже тяжело вздохнула Экталана, но перебивать отца не решилась.

– Маленького Даргена, наследника Брелистона, королева Мара оставила у себя, в столице, воспитывая как сына. Элинэль вскоре вернулась в Элтлантис, но это была уже совсем другая женщина, а не моя прекрасная, жизнерадостная жена. Я пытался исцелить её. Но душа её оставалась нема. Не только боль потери любимой подруги жгла её сердце – она привыкла к краткому веку смертных. Но в день, когда её пронзила человеческая стрела, она поняла, что мир, пришедший после войны с Каран Геланом, великий и прочный мир, единство двух рас – не более, чем самообман. Элинэль осознала, что, по большому счету, мы не победили в той войне, не сумели искоренить зло, ибо оно живо в душах людей, и бороться с ним бесполезно. И все жертвы, принесённые той гибельной войне, напрасны, даже жизнь её отца. Разочарование постигло её, великое разочарование… И она уже не смогла преодолеть тоску, тоску по лучшему миру, где нет места злу. Её манил Благословенный Край. И даже глядя на тебя, она уже не улыбалась прежней горделивой и ласковой улыбкой. Мир померк для неё. И она ушла, хоть ей тоже было больно расставаться с тобой и со мной. Я не смог её остановить.

Эктавиан виновато посмотрел на дочь, но не заметил в её глазах укора.

– Я тоже понял, что мы допустили ошибку в той войне. Эльфы не должны были участвовать в битве. Мы верили, что поступаем правильно. Мы защищали саму жизнь, нашу землю, наше будущее. Мы боролись с истинным Злом, несущим лишь рабство и погибель. Но теперь-то я знаю, взявшись за оружие, даже преследуя благие цели, эльфы сами стали убийцами и палачами. Вот чего нельзя было допускать! Эльфы были рождены Творцом для созидания, добра – творить, лечить, создавать, но не уничтожать, не убивать. Потом появились люди. Они несли с собой смерть, они использовали магию во зло, чтобы бороться друг с другом. Так говорят… Тогда Творец лишил их магии, но у них нашлось оружие, чтобы убивать. И эльфам пришлось взяться за мечи и луки. Чтобы защищаться. Эльфы были искусны во всём, вскоре они превзошли людей в искусстве боя. Наше оружие было не из железа. Оружие даровали нам недра земли. Оно было из истинного серебра. Прочное, вечное, лёгкое, не знающее поражения. Люди поняли, что им не тягаться с Народом Звёзд, и оставили нас в покое. Но дело было начато – Элдинэ, удел которых был созидать, познали убийство и