Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Физически я вполне доступна. Возможно, меня просто трудно понять.
Последний парень, с которым я проводила время, был сыном бизнесмена из списка Fortune 500 [9], сомневаюсь, что его отец представлял себе, что его невестка будет студенткой — искусствоведом/бариста/наставницей молодежи.
Родители мечтали о большем для своих детей, я знала. Они росли, зачастую отрешившись от реальности, и потом, когда понимали, что не смогут осуществить свои мечты, отбирали молодость у отпрысков, подсовывая им свои надежды, как какую — то эстафетную палочку в гонке отцов и сыновей.
Некоторые говорят, что это наследие. Я же считаю, что это компенсация для живущих воспоминаниями.
В случае с тем парнем мы расстались довольно быстро, раньше, чем я успела привязаться к нему, что кажется текущей тенденцией во всех отношениях за последнее время. Вероятно, так происходит постоянно, поскольку я даже не даю шанса своему имени встать рядом с другим.
Иногда мне кажется, что я всегда буду Джули Торнтон. Как если бы я принадлежала только себе и не была связана ни с кем другим. Двадцать два — это ещё не старость, но я наблюдала, как мои ровесники один за другим присоединяются к клубу партнёрства и парочек. А я одиночка. И если ослабить бдительность и быть откровенной, иногда мне тоскливо.
И я благодарна таким поездкам, как эта. В которых моя жизнь синхронизировалась с чужими, и наши часы тикали бок о бок. Мы сможем пережить эти мгновения годами позже, наслаждаясь напитками в руках. Сможем извлечь воспоминания из хранилища и перечитать, испытать их вновь, в этот раз в виде истории.
Мне повезло провести это время с Йеном и моими учениками.
Жизнь создана для того, чтобы ей делиться.
Когда я снова посмотрела на статую, мой пульс дрогнул при мысли, что Микеланджело был отшельником, как и многие его талантливые единомышленники, жившие до и после него.
Ошибалась ли я, желая другой жизни? Или не права, мечтая о том, чтобы меня удовлетворяло нечто большее, чем моё искусство?
И тут меня осенило, словно холодная мраморная плита обрушилась на сознание.
Может, Микеланджело тоже хотел не этого. Может, в конечном итоге это всё, что ему удалось создать.
Проблема в том, что вы можете любить своё творение всем существом, отдавать ему частичку себя, наполняя собственной кровью, но вы никогда не вложите в него душу, каким бы живым и бессмертным оно не казалось.
А из того, что я знала о жизни и любви, душа — это с чего всё начинается.
Глава 2
— Земля вызывает Джулс.
Отвлечённая Йеном, я быстро подняла голову и перевела отсутствующий взгляд на него. Последний час я бездумно пялилась на мужское достоинство Давида, что само по себе жутко, но давайте будем откровенны, это то, что делает по крайней мере половина из присутствующих здесь людей.
— Он околдовал тебя? — Йен указал пальцем на статую, и на его левой щеке появилась легкая ямочка. Она задержалась на лице вместе с ухмылкой на губах. — Ребята делают зарисовки, а я собираюсь пофотографировать уличную жизнь Флоренции. Ты не против побыть здесь с группой, или стоит поискать кого — нибудь более вменяемого?
— Нет, всё в порядке. — Я сняла с плеча кожаную сумку и порылась в ней, разыскивая альбом и карандаши. Некоторые женщины носили с собой помаду и пудреницы, чтобы освежить внешний вид. Я же таскала в сумке художественные принадлежности и блокноты, чтобы освежить взгляд на мир. — Это меня полностью устраивает. Встретимся на площади в полдень?
— Перфекто, — Йен сверкнул ещё одной непревзойдённой улыбкой и поклонился, пятясь к выходу из музея. — Пока, Джулс, — крикнул он через толпу между нами. Его слова отскакивали от голов, как в игровых автоматах для пинбола. Прыг — скок, прыг — скок, пока не достигли моих ушных раковин.
— Чао, Йен.
Я зигзагами пробиралась сквозь толпу, останавливаясь, чтобы полюбоваться работой каждого из моих учеников. С каждым прикосновением кончиков пальцев их творчество плавно выплёскивалось на страницы.
Взглянув на запястье, я обдумывала, стоит ли начинать собственный набросок. По правде говоря, мне, вероятно, хватит своих рисунков Давида, чтобы вместо обоев обклеить ими все стены спальни в Нью — Йорке. На самом деле я знала это наверняка. Как — то раз я сделала это, но после того, как моя бабушка упала в обморок, войдя в комнату, в тот год, когда мы с Йеном устроили в нашем лофте обед на день Благодарения, я решила, что рисунки стоит снять и вернуть на прежнее место — под кровать.
Оказалось, что выражение «слишком хорошо — тоже нехорошо» — правда. Не уверена, что бабушка оправилась после этого, но, по счастливому стечению обстоятельств, она страдала лёгким слабоумием (если потерю рассудка можно причислить к счастливым обстоятельствам), поэтому она не помнила того случая, когда её внучка попыталась убить бабулю слишком большой дозой обнажённого искусства.
Несмотря на то, что в Нью — Йорке у меня имелся чемодан, набитый рисунками Давида, это никогда не останавливало от пополнения коллекции каждый раз, когда я посещала музей. За последний год я ездила во Флоренцию уже четыре раза с разными группами учеников, а перед этим мы с Йеном провели лето перед третьим курсом, путешествуя по итальянской сельской местности, как любые другие прилежные студенты — искусствоведы. Положение обязывает.
А сейчас правила диктует галерея.
За тот год путешествий с Йеном этот музей практически стал моим вторым домом. А Давид, несомненно, любимой музой.
Но, как бы сильно я ни обожала эту статую, я решила, что, вероятно, пришло время найти какой — то новый источник вдохновения. Многократное повторение порождало скуку. Я не хотела, чтобы Давид мне надоел, поэтому остановилась, прежде чем подобралась к этой неминуемой черте.
Расстегнула пряжку сумки, чтобы убрать художественные принадлежности, холст легко сложился, как из ткани. Сегодня я собиралась просто глазеть. Этого вполне достаточно. Возможно, завтра я найду другую статую для наброска. Обзаведусь новой музой.
Помещение всё еще было переполнено туристами, встав на носочки, я пересчитала головы каждого из учеников, чтобы напоследок убедиться, что все на месте. Мне ещё не приходилось терять никого из них, но не очень — то хотелось, чтобы сегодня это произошло впервые.
Шесть, семь, восемь… Найдя каждого из них, я вытащила телефон и проверила время. Но
