— Макс в порядке, миледи. Спит довольно крепко — под действием обычной китайской дозы… и капельки снотворного. Я сделаю вам маникюр, и педикюр тоже. Если позволите.

И ведь как-то ему удалось убедить охранника, что он сегодня работает вместо Макса. Она окинула его насмешливым взглядом. И то, что увидела, ей чрезвычайно понравилось.

— Хватит ли тебе мастерства? Где тебя учили?

— Меня научил Томас.

Его губы искривились в полуулыбке. Не то умиротворяющей, не то ироничной; но реакция тела удивила ее саму. Сильная дрожь, кипение крови, невидимое человеческому глазу. И столь же неожиданно то, что он это заметил. Улыбка исчезла. После секундного колебания он отодвинул занавеску, отделяющую приемную от помещений собственно салона.

— Позвольте обслужить вас, миледи.

Хмурясь, она посмотрела на сломанный ноготь.

Несмотря на миф о том, что вампиры неуязвимы, у нее, как и у всех, бывали неудачные дни. Можно использовать вампирьи чары, чтобы люди думали, что перед ними само совершенство, но на других вампиров без исключительного усилия это не подействует.

Она не могла видеть свое лицо, и потому ей не хватало человека-слуги для того, чтобы быть уверенной, что прическа и макияж безукоризненны, чтобы подправить маникюр, чтобы помогать одеваться и мыться.

Ей нравилось, когда ее обслуживали. Томас ее за это дразнил, когда узнал достаточно хорошо, чтобы определить, подходящее ли у нее настроение для дразнилок. Он бы понял, что сейчас оно неподходящее.

Монах преувеличил ее уважение к нему и сентиментальные чувства по поводу его смерти. Она понимала, что мелко мстит человеку, который не мог быть мишенью ее гнева, но остановиться не могла.

— Посмотрим, — сказала она наконец.

То, чему учил его Томас, боролось в нем с врожденным инстинктом говорить с женщиной, защищая ее, на языке тела, и он ее коснулся. Не то чтобы ей это не понравилось, но ошарашило, поскольку она подавляла мужчин настолько, что они никогда не решились бы дотронуться до нее без разрешения. А этот уже вошел в ее личное пространство, словно не ведая границ. Правда, ничто из того, что он делал, пока ее не беспокоило. Единственное, что напрягало — что его близость не вызывала у нее протеста.

Комната, которую она предпочитала, успокоила ее — мозаичный стол и специальное кресло рядом, на столе — набор инструментов. Низкая табуретка для мастера маникюра, придвинутая вплотную. От газового камина исходило тепло — она требовала этого независимо от сезона, потому что легко замерзала. Свет от камина тускло освещал комнату. Она взглянула на антикварный шкафчик, на бронзовую раковину, словно проверяя, все ли в порядке. Простыми мазками черной краски прямо на стенах были нарисованы женские фигуры ню: один рисунок представлял собой изгиб женской спины и водопад волос. На другом женщина сидела со скрещенными ногами.

— Миледи, — Джейкоб протянул руку. — Полагаю, вы обычно снимаете туфли?

Она позволила ему поддержать ее. Положив ее руку к себе на плечо, он опустился на одно колено, наклонился и снял с нее туфли. Впитывая тепло его пальцев, скользивших по щиколотке и подъему, она изучала форму его плеча под своей рукой. Ей мучительно захотелось потрогать его волосы, почувствовать, как скользят сквозь пальцы пряди, посмотреть, а потом ухватить их и потянуть на себя.

Я посылаю вам Джейкоба. Томас предложил мужчину, чьи мотивы ей неизвестны.

— Оставайся на коленях.

Он замер, стоя на одном колене, рука зависла над ее правой ступней.

Удивляясь себе, поскольку довольно давно не потворствовала таким романтическим желаниям, она протянула руку к его уху, затем запустила пальцы в его волосы.

Когда она получала удовольствие от таких вещей, ей стоило быть осторожной. Это доводило ее голод до опасной черты, что могло кончится плохо для добычи. У Лиссы было достаточно опыта, чтобы следить за этим, но аппетит становился тем сильнее, чем больше она насыщалась. Разум говорил, что она собирается отвергнуть предложенного Томасом мужчину только из чувства противоречия. Она воспринимала его рекомендацию как бестактность, простительную лишь потому, что его уже нет в живых. Ощущения же говорили совсем иное.

Гладкие тяжи мышц были ясно видны на его широких плечах. Когда сильная ладонь сомкнулась вокруг ее ступни, он провел по ее ноге указательным пальцем.

Взгляд Лиссы проследовал по линии его позвоночника, отмечая каждый выступ и выделив небольшое углубление в нижней части спины. При виде шрамов она нахмурилась. Глубокие шрамы от плети, скорее всего еще очень чувствительные. Дальше была соблазнительная выпуклость ягодиц, плотно обтянутых лосинами. Из-за того, что пояс был низко, ей было видно начало ложбинки между ягодиц, которую так хотелось потрогать.

Ей стало интересно, напрягся ли его член, стянутый тесными лосинами, и, представив, как увлажнилась его головка, она провела по губам языком.

Ей вспомнился другой образ. Рекс лежит на кровати, держа ее волосы в кулаке, грубо, с силой прижимая ее голову к своему члену. Одна рука сжимает ее бедро, и пальцы, словно железные, впиваются в ее тело, побуждая Лиссу помочь ему кончить.

Она часто задумывалась, как это возможно — одновременно любить и ненавидеть. Отчаянно тосковать в глухие ночные часы и в то же время испытывать облегчение.

— Почему ты так оделся? — спросила она.

Когда Джейкоб поднял голову, его лицо оказалось на уровне ее грудей. Она завелась, всего лишь дотронувшись до него, и ее соски отвердели, что было очень заметно, потому что лифчик Лисса не носила.

Он неторопливо изучил соблазнительные выпуклости, то, как торчащие соски упираются в натянувшуюся ткань свитера, и только потом поднял взгляд. У нее не было ощущения, что он ведет себя вульгарно или непристойно. Вместо этого ее охватило желание, женская потребность, которая никогда не уменьшается со временем. Она не собиралась отрицать силу этого желания, если предложение будет сделано подходящим мужчиной. По болезненной твердости своих сосков она заключила, что перед ней, очевидно, тот, кто ей нужен.

— Томас говорил, что вы захотите меня увидеть, всего…

Тусклый свет скрывал его лицо, но она была уверена, что на нем снова была эта привлекательная полуулыбка.

Ах ты лживый, вероломный монах! Не думаю, что ты сделал это во имя Неба.

— Я бы вышел к вам голым, но… — Он приподнял голову, и теперь уже она не могла отвести взгляда от его губ. — Охранник мог не одобрить.

— А если я захочу, чтобы ты передо мной разделся, несмотря ни на что?

— Ему придется это пережить, не так ли?

По дразнящему взгляду, который он бросил

на нее, по намеку на ирландский акцент она поняла: он думает, что она шутит. Кажется, Томас не известил его обо всем, что берет на себя человек-слуга. Или что у нее не развито чувство юмора: