Итак. Бабушка была в отъезде, расспросить ее обо всем сегодня не было возможности. Что все это могло означать, и каких сюрпризов можно было ожидать от непредсказуемой бабули? Лея раздумывала обо всем, одновременно раскладывая вещи на кровати. До полуночи оставалось еще чуть больше часа, а Лее нужно было успеть покормить кота, пожелать родителям спокойной ночи, уложить самую большую куклу в постель (вместо себя), собрать вещи и корзинку с кексами – в общем, дел было невпроворот, и девочка безотлагательно ими занялась.

Когда Лея возилась на кухне, хлопнула входная дверь: это родители вернулись из гостей. Они были у друзей в соседнем доме. В обычное время они вряд ли бы позволили себе засидеться в гостях так долго. Но канун нового года вносил свои правки буквально во все, даже в самый привычный ход вещей. Мама Леи обычно укладывала спать свою маленькую дочь гораздо раньше, но в эти предновогодние дни даже самому младшему члену семь было позволено смотреть телевизор без ограничений, весь день ходить в пижаме и ложиться спать, когда ей заблагорассудится. Мама Леи в канун новогодних праздников превращалась в совершенно счастливое и беззаботное существо, потому как сама любила это время года. Все члены семьи об этом знали, любили ее такой, а ее трое детей воспринимали свою мать в такие моменты, как старшую сестру. Потому как что это за мама, которая ничего не запрещает и балуется похлеще своих собственных детей? Папа чмокнул дочку в лоб и ушел переодеваться в спальню. Остаток вечера он решил потратить на хорошее кино. Мама прошла в кухню.

– Лея, принцесса моя, вот ты где! Дай я тебя поцелую, – мама схватила Лею под руки, закружила вокруг себя и прежде чем поставить девочку на пол, крепко расцеловала все ее милое личико. – Жаль, что ты не пошла к тете Тамаре и Мишеньке с нами. Ты бы могла развеселить его немного, он такой грустный в эти дни, несмотря на все старания мамы. Она замечательно украсила дом, а вместо елки они нарядили настоящую пальму, представляешь? Притащили ее в комнату прямо в кадке, развесили гирлянды и насыпали искусственный снег. Тебе надо обязательно к ним зайти и посмотреть на это.

– Почему же Миша грустит? Опять из-за дяди Толи? Он не приедет, да?

– Похоже, что так, родная. Мишенька очень ждал папу на новый год, но все к тому, что он останется на Востоке еще как минимум на полгода. Сходи к нему завтра, угости кексами, ладно? Надо будет ему купить какой-нибудь подарок. Напомнишь мне, когда пойдем по магазинам, ладно, лапуль?

Миша был хорошим другом Леи и самым необычным мальчиком из тех, кого она знала.

– А давай-ка попьем с тобой чаю, и ты расскажешь, чем занималась, пока нас не было, как тебе такая идея? – задорно спросила мама.

– Мамочка, я сегодня так устала, – ответила Лея, хотя ей так не терпелось рассказать обо всем, что случилось вечером. Но она знала, что сделай она это, и мама захочет выяснить, что на этот раз придумала неугомонная бабушка, и вероятнее всего помешает всем планам. – Я, пожалуй, пойду к себе, а завтра тебе все расскажу, ладно?

– Конечно, зайчик. Пойдем, я уложу тебя, – взявшись за руки, они отправились наверх.

Мама Леи знала много разных колыбельных, и с самого детства пела их своей маленькой доченьке. На украинском, на белорусском, на английском или испанском, грустные и смешные, старинные и современные – все зависело от настроения ее или Леи. Лея уже лежала в кровати под большим теплым одеялом, взяв мамину ладонь в свою руку, и наслаждалась ее тихим, но таким нежным и родным голосом.

– Row, row. Row your boat gently down the stream… Merely, merely, merely, merely, life is but a dream[1], – голос мамы как будто сам покачивался в лодке, неспешно плывущей по реке жизни.

Это была одна из самых любимых песенок Леи. Она успокаивала ее, делая все проблемы и заботы такими смешными. Как любила засыпать маленькая Лея под монотонную мелодию песенки, она звучала почти ка заклинание, которое надо было произносить перед сном, чтобы все тревоги остались в дне вчерашнем.

Тем тяжелее было Лее сейчас молчать и притворяться спящей. Она никогда не обманывала маму (ну разве что в количестве съеденных конфет). И только страх разрушить бабушкин план и предстоящее приключение заставлял ее держать рот на замке. Она закрыла глаза и отпустила мамину руку. Мама оставила ночник включенным, поцеловала малышку в лобик и вышла, прикрыв за собой дверь. «Прости меня мамочка, я обязательно расскажу тебе все завтра же», подумала Лея и скинула с себя одеяло. На часах была половина двенадцатого ночи.

Сегодня Лее повезло. Все раньше обычного разбрелись по своим комнатам. И, хотя дом еще был наполнен звуками и приготовлениями ко сну, на лестнице Лея никого не встретила. Оставив вместо себя под одеялам свою самую большую куклу, Лея одела теплые и удобные вещи, накинула коротенькую шубку и, прихватив корзинку со своими кексами, без пяти двенадцать вышла на крыльцо.

Холодная декабрьская ночь заставила девочку поежиться, но никак не испугаться. Ведь в декабре, как ни в какие другие месяцы, ночь не нагоняет страха и желания поскорей спрятаться в доме. Наоборот – декабрьские предновогодние ночи кажутся уютными и обволакивающими своим волшебством. На соседских домах радостно поблескивают гирлянды, рядом красуются наряженные деревья, и во всех дворах горит свет. Жильцы почему-то ложатся спать позже обычного, отчего в окнах мелькают тени людей и мигают работающие телевизоры. Лея стояла на крыльце, укутанная этой магической ночью, и счастливая от предвкушения надвигающегося приключения. Она взглянула на соседский дом, уже погрузившийся в сон, и вспомнила мамины слова про своего друга Мишу. Лее не хотелось, чтобы хоть кто-нибудь грустил в новогоднюю ночь, тем более он. «Вот бы его папа взял и вернулся», – подумала Лея, – «и почему у взрослых все так сложно?»

Ровно в двенадцать бесшумно, почти без единого звука, к дому подъехали огромные необыкновенной красоты сани, запряженные тремя белыми лошадьми с серебряными гривами. Сани были крытые и расписанные бело-голубыми узорами, словно кто-то дыхнул на них своим ледяным дыханием, отчего рисунок застыл навечно. Из ноздрей лошадей валили клубы пара, а в упряжке сидел человек в огромной шубе с поднятым воротником, отчего Лея даже не могла разглядеть его лица. Завороженная, она стояла без движения, как вдруг распахнулась серебряная дверца, и из саней выглянул мальчик:

– Ну что же ты стоишь, садись скорее, мы итак уже сильно опаздываем! А все из-за Агаты – собиралась дольше положенного, как всегда.

Мальчик протянул Лее руку и, наступив на подножку, она мигом забралась в сани. Внутри оказалось также красиво, только еще и тепло, а на сидениях лежали мягкие одеяла. Как только дверь захлопнулась, Лея почувствовала, что сани тот час тронулись с места. Но их ход был настолько плавным и бесшумным, что нельзя было разобрать – они едут по заснеженной дороге или летят.