не стал, понимая бессмысленность этого занятие. Это если «нормальных» детей кто-то поколотит надо разбираться и к ответу привлекать всех виновных. А эти… сами друг дружку мутузят, сами друг друга и прикрывают. — Ладно, сиди на скамейке. Так, класс, Ровнясь! Сми-и-ир-но! На-а-а-пра-а-а-а-а-во! Шаго-о-ом марш!

Строй пришел в движение, сначала шагом, а затем переходят на бег, нарезая круги по спортивному залу, а Слава остался сидеть с другими освобожденными на скамейке возле раздевалок.

— П-п-ривет? — прозвучавший голос был дребезжавшим, неуверенным, почти по девчачьи мягким.

Повернув голову, Вячеслав обнаружил подсевшего к нему пухленького паренька, в роговых очках с толстыми линзами. Это был один из вечно освобожденных от физической культуры «ботаников» из класса Кирилла. Чисто визуально он, конечно, был знаком Славе, но до сего дня им не доводилось обменяться и словом.

— Ну, здорова, чего надо? — догадаться, что причиной этого диалога послужили события последних дней было нетрудно. Вопрос был в том — чего хочет этот ботан? Одно дело, если бы на Славу начали лаять шестёрки Кирилла. Да, это было бы не самое их умное поведение, но по крайней мере понятное. Но зачем в это лезть зубриле?

— Меня П-павлом зовут, — продолжил мальчик, — я видел как ты вчера, ну… там… за школой… с Кириллом, в общем…

— И-и-и? — поведение паренька забавляло и интриговало Славу. Он фактически ощущал исходящих от него страх… и что-то ещё. То, что вообще заставило его подойти и начать этот разговор. — Друган он что ли твой, закадычный?

— Ну, в общем, как бы сказать… Да! — Павел тяжело вздохнул, но произнеся эти слова вслух, как будто поуспокоился. — Или были ими? Не знаю. Дружба ли это, если она может закончиться? Но дружили мы точно, потому не хочу говорить, что «были»… — мальчик еще раз вздохнул.

Слава насторожился, догадываясь что сейчас он может узнать какую-нибудь интересную информацию о Кирилле. Но и сам Павел ему неожиданно импонировал: он понимал, чем тот говорит. «Брат за брата» — это по понятиям, и не о кровных узах тут речь. Пацан, который таким пренебрегает, и не пацан вовсе. И быть ему битому, везде, и всеми.

— Ну уж извиняй, он сам напросился.

— Это я понимаю. Просто… он ведь раньше не был таким. Мы с ним с детского сада знакомы, в первый класс вместе пошли, и родители наши дружат. Всё вместе всегда делали: и уроки учили, и книжки читали, и играли. У меня до сих пор дома модель вулкана стоит, папье-маше такое, из бумаги клеили, в центе колба стеклянная, для соды с уксусом и воды. Но мы и деревья такие маленькие сделали, и кусты, красиво получилось, неделю целую на это потратили…

Слава стал терять ход мысли своего собеседника. Это всё конечно замечательно, но какое к нему-то отношения их бумажные вулканы имеют?

— Ага, класс. Вы вместе ботанили, это я понял. И что ж зубрить-то твой приятель перестал?

— Он не перестал! — в голосе Павла проскользнули нотки возмущения. — Он все еще хорошо учиться, пока. Тут в другом дело.

— Ну так и рассказывай, в чем. Что там у вас случилось?

Понять, будет ли эта история полезна для него, Слава пока не мог, но раз «пухлячок» хотел просветить его, почему бы и нет? Да и дел других всё равно не наблюдалось, а созерцать как уже выстроившиеся в четыре шеренги одноклассники выполняют упражнения, под чутким руководством тренера, было не самым увлекательным занятием.

— Это ещё в том году началось, когда нас хулиганьё гоняло. Не то чтобы нас прям били, но потолкать могли, или еще как поиздеваться. Портфель отобрать в окно выкинуть, или в туалет. Ну ты и сам знаешь.

Это, «и сам знаешь», неприятно резануло по уху Славы. Как обвинение в том, что он занимается подобными вещами, и должен хорошо в них разбираться. Нет, святым он не был, и делал за свою жизнь всякое. Да и не всем гордился, но его в первую очередь всегда интересовала хорошая драка, и желательно с тем, кто не слабее его. А распиновать заучек по туалетам — сомнительного веселья занятие.

— Так вот, суббота была. Мы с Кириллом возвращались с библиотеки. Мы тогда нашли там как раз Махабхарату, ну ты не знаешь, наверное, это, ну… как мифы древней Греции, только Индийские, вот.

Слава машинально прохрустел пальцы правой руки, но перебивать собеседника не стал. Конечно, он действительно и понятия не имел что это за Маха-па-ра-та-ра чего-то там. Но сама постановка утверждения, что он в принципе этого знать не может, а если ещё проще — что он тупой, мало того что раздражала, но и могла быть причиной, садануть подобного заявителя по зубам, со всей силы. А то, что Павел, в данном случае даже и не думал своей фразой оскорблять Славу, и не считал её какой-то обидной, служило скорее отягчающим обстоятельством.

— Нам очень она понравилась, особенно Кириллу. Он вообще всегда любил героический эпос, да с того же Геракла начиная. Но книга только в читальном зале была, в одном экземпляре, и на руки не выдавалась, поэтому приходилось её читать там. Вообще, бывало, мы и до закрытия там засиживались: одно прочитаешь, тут же другое интересное находишь, и как-то так время и пролетает. Но в тот раз мы пораньше ушли, часиков в пять, наверное, хотели ещё прогуляться, пока погода была хорошая.

Слава слушал и диву давался, как эти отличники, которых вроде как все считают очень умными, не понимают, за что их порой хотят наградить тумаком. Надо же уметь как-то короче изъясняться.

— Шли мы значит вдоль садика, а там, в «кармане», эти были: Максим Веселов, со своей бандой. И вроде как даже пьяные они были, по крайней мере так нам показалось. Они нас заметили, и стали кричать, чтобы мы шли к ним, а мы испугались. Они и трезвые-то, не приятные в общении, а в таком состоянии, страх подумать, что могут сделать.

В этом умозаключении Слава с Павлом был солидарен. Макс-Орех и трезвый то сначала делал, потом день просто существовал, и уже только потом, думал. А уж с залитыми глазами…

— Мы деру и дали, как могли, а они за нами вдогонку. Бегуны мы