В коридорах жилой части народу было определённо побольше, чем возле кабинетов искусников, поэтому на меня, скрюченную в три погибели, держащуюся одной рукой за стену, другой за поясницу и шатающуюся от боли и слабости, тут же обратили самое пристальное внимание. Надо сказать, дружба среди учеников Мастером никогда особенно не одобрялась, а вот подлость, подставы и доносы всячески поощрялись. Наверное, именно поэтому образ темного искусника в глазах простого народа выглядит столь непривлекательным и даже мерзким. Эта профессия уважаема и высокооплачиваема, но обычные люди горячо и искренне ненавидят ее представителей. Бывают редкие исключения, лишь подтверждающие общее правило. Но мы сами создали себе такую репутацию. И, надо сказать, не особенно от этого страдаем.

Разумеется, никто и не подумал броситься мне на помощь. Наоборот, будущие коллеги с удовольствием злорадствовали и ехидно хихикали, передразнивая мою походку и выражение лица, кое, судя по их выразительным интерпретациям, оставило всякое сходство с человеческим и сильно приблизилось к вурдалачьему. Не любят меня школяры. Скорее завидуют. Хотя было бы чему…

Сняв пассом защитное заклинание с двери, я ввалилась в свою комнату и поспешно заперлась изнутри. Энергии после попыток отразить заклинания Аррина почти не осталось, но зачаровать дверь еще получилось, и я, с чувством выполненного долга, полезла на кровать. Мое обиталище было довольно скромным, можно даже сказать — аскетическим. Комнатка размером шесть на шесть шагов и не позволила бы разгуляться в плане меблировки. Проблему со спальным местом я решила очень легко — просто подвесила узкую казенную койку над дверью почти под самый потолок, одним махом освободив изрядный кусок жилого пространства. Правда, иногда я забывала обновлять заклинания, с помощью которых кровать могла висеть в воздухе, и тогда мое ложе с жутким треском и грохотом обрушивалось вниз, и еще хорошо, если под ним никого не оказывалось. Как-то раз в этот своеобразный «капкан» ухитрился попасть один из школяров, сумевший на свою беду взломать охранное входное заклинание и вздумавший без спросу одолжить у меня пару монет до стипендии. Опешив от болевого шока, он не смог применить магию и не решился двигаться, да так и пролежал под перевернутой кроватью до моего прихода. Школяр не ведал, что я, увидев упавшее ложе, очень сержусь и в раздражении топаю по нему ногами… Откуда ж мне было знать, что там кого-то придавило! У крохотного окошка, выходящего на оживленную школьную улицу, стоял стол и некое трехногое подобие табурета, на котором я, скрючившись в три погибели, делала уроки. В углу пристроились небольшой сундук с одеждой и моя метла, на стенах разместились две полки, заставленные разноразмерными томами, фолиантами и гримуарами, мутное зеркало в резной деревянной раме и маленькая картинка с изображением жутко перекошенной хари вурдалака, оставшаяся мне в наследство от предыдущего хозяина комнаты. Я все хотела ее выбросить или хотя бы зачаровать, чтобы сей шедевр изобразительного искусства не светился в темноте, да так и не собралась, а потом и привыкла к своеобразному ночнику.

Обычно на кровать я попадаю с помощью левитации, но сейчас такой подвиг мне был явно не под силу, поэтому пришлось подставить табуретку, влезть на нее ногами и, кряхтя, как старая бабка, переползти на койку. Сбросив сапоги и расшнуровав рубашку, я с облегченным вздохом растянулась на одеяле, разглядывая потолок, покрытый клочкастыми махрами пыльной паутины. Попробовала поворожить, уменьшая боль, но не сильно преуспела и вскоре бросила это гиблое дело. Потерплю, в первый раз, что ли. В Темной Школе магических искусств практиковали и физические и ментальные наказания, в отличие от Светлой, где в ходу были лишь телесные методы. Там считается, что душевные страдания могут изуродовать человека намного сильнее и глубже, чем физические. Зато ментальные кары лучше запоминаются и оставляют неизгладимый след.

Расслабившись, я ухитрилась отрешиться от боли и даже задремать, но вскоре была разбужена громким стуком и руганью под дверью. Я сначала решила притвориться, что меня нет дома, и затаилась на кровати, дыша через раз, но потом узнала голос Тройдэна и с обреченным вздохом сползла, вернее, кулем свалилась на пол. Этот же не успокоится, пока ему не откроешь.

— Давай быстрее! — Одной рукой я дернула дверную ручку вниз, второй за воротник втянула в комнату шумящего на пороге Тройдэна и поспешно захлопнула дверь.

— Див, ты в порядке? — заботливо поинтересовался приятель, поспешно подключаясь к зачаровыванию входа.

— Да что со мной сделается. Садись. — Я гостеприимно кивнула ему на единственную табуретку, а сама примостилась на краю стола. — Зачем пришел?

Трой едва заметно скривился. Я внимательно, словно видя впервые, вгляделась в его лицо. Мой друг был высоким красивым парнем с зеленовато-голубыми глазами и длинными каштановыми волосами, стянутыми на затылке в аккуратный хвостик. Впрочем, «друг» — не сильно ли сказано? Как я уже говорила, в Темной Школе дружба не поощрялась никогда, а уж приятельские отношения между безродной ученицей и сыном самого Мастера никому и в страшном сне не могли присниться. Трою было настоятельно рекомендовано (не запрещено, а именно рекомендовано) не общаться со школярами, дабы избежать тлетворного влияния современной молодежи на сына Мастера, долженствующего посвятить всего себя, без остатка, магическим искусствам. А вот ученикам строго-настрого было приказано не сметь даже заговаривать с Тройдэном. Иначе… ууух что будет! И было. На своей шкуре испытала. И не раз. Искусники не скупились на наказания, сегодняшнее я получила за то, что Аррин застал нас с Троем в библиотеке за одним столом — вместо того чтобы писать доклад об использовании энергии Вражды в мирных целях, мы шушукались, пересмеивались и рисовали карикатуры на искусников-преподавателей. Кара грянула незамедлительно, хотя, возможно, Аррина оскорбило вовсе не прямое нарушение приказа Мастера, а собственный — правда немного утрированный, зато на редкость правдивый и очень узнаваемый — портрет, валяющийся прямо поверх огромной груды фолиантов и гримуаров, наложенных рядом для отвода глаз.

Наша первая беседа с сыном Мастера Темной Школы магических искусств произошла при довольно странных, я бы даже сказала, драматических обстоятельствах. Помнится, в тот день я брела на практическое занятие по приготовлению зелий, стараясь не разронять три папки с гербариями, склянку с желчью гарпии, толстенный фолиант с витиеватым названием «Растения лекарственные нейтральные и ядовитые, — досконально изученные и подробно описанные травником Зеллером из Миратина, что находится на юге великой и непобедимой Темной Империи», перо, чернильницу, конспекты прошлых лекций и несколько свитков чистого пергамента. Мысли в голове крутились сплошь нерадостные. Три часа назад у меня порвалась любимая (она же единственная) сумка, да так, что теперь ее оставалось пустить только на тряпки, и я с тоской размышляла, где бы раздобыть денег на новую или как прожить без этой вещи, очень полезной и необходимой школярке. До стипендии еще полторы недели, покупать торбу сейчас — значит обречь себя на несколько голодных дней. Но и без сумки нельзя, потому что…

На этом месте моих хмурых размышлений барахло из цепких рук пришлось выпустить. Вернее, поспешно бросить, потому как жизнь дороже. Прямо мне в лицо на уровне глаз по воздуху с леденящим душу свистом несся огромный булыжник, направляемый чьей-то нервной, но, надо признаться, умелой рукой. В принципе, летающие предметы в коридорах Школы — не редкость, другое дело, что обычно они не столь тяжеловесны и менее массивны. Я торопливо вскинула освободившиеся от поклажи руки в жесте Изначального Огня, подкрепив его формулой ускорения, и испепелила булыжник на подлете. Следующий камень прошел ниже, я не стала растрачивать на него энергию и попросту подпрыгнула, пропуская этот метательный снаряд под собой. Вот дальше пришлось потрудиться — следующим номером в мою сторону полетел довольно крупный обломок чего-то, отдаленно смахивающего на нижнюю часть колонны вместе с подошвой, в сопровождении десятка камушков поменьше — всего-то с полголовы. Я начала выкрикивать заклинания в голос, уже не успевая пассировать и подпрыгивать над несущимися в меня стройматериалами. Неизвестный агрессор, то ли впечатлившись моим голоском, уже сыплющим не только магическими формулами, но и ругательствами, то ли просто заинтересовавшись отсутствием грохота, долженствующего свидетельствовать о встрече булыжников с твердыми поверхностями вроде стен и пола, выглянул из ниши, в которой сидел. Я, увидав школяра, своего сверстника, и еще не сообразив, что это сын Мастера, принялась ругаться более целенаправленно, уперев руки в бока и возмущенно глядя то на парня, то на расплывающуюся по каменному иолу лужу чернил, успевшую выпачкать пергамент с конспектом прошлой лекции и доползти до моих ног. Ну вот, чернильница разбилась, еще и на нее теперь тратиться!