— Привет, Холли, отойди в сторону, не нарушай гармонию цвета, — махнул ему кистью Хокер.

Услышав, что его окликнули, владелец белого костюма опасливо опустил глаза и посмотрел себе под ноги. Потом широко улыбнулся и подошел ближе:

— Кого я вижу? Хокер! Здравствуй, старина!

Он присел на большой камень и принялся вглядываться в сосны на холсте Хокера, то и дело переводя взгляд с изображения на оригинал.

— Слушай, — вдруг произнес он, — почему бы тебе не жениться на мисс Фэнхолл?

Хокер сжимал в зубах кисть, но после этих слов тут же выхватил ее и спросил:

— Жениться на мисс Фэнхолл? На какой еще мисс Фэнхолл, черт бы тебя побрал?

Холланден обхватил руками коленку и задумчиво отвел в сторону глаза:

— Эх ты, это такая девушка…

— Что ты говоришь?

— Да-да. Она приехала накануне вечером вместе со свояченицей и небольшим выводком юных Фэнхоллов. Я так полагаю, их там штук шесть.

— Двое, — возразил Хокер, — мальчик и девочка.

— Откуда тебе… Ах да, ты, вероятно, с ними ехал. Ну конечно. Стало быть, ты ее видел.

— Так это была она? — равнодушно спросил Хокер.

— Это была она? — возмущенно передразнил его Холланден. — А то кто же!

— Вот оно что, — ответил Хокер.

Холланден вновь погрузился в размышления.

— У нее много денег, — сказал он, — просто куры не клюют. И на мой взгляд, она достаточно глупа, чтобы проникнуться к тебе симпатией, особенно с учетом твоего звания художника. Весьма зажиточная, хотя и не кичащаяся своим состоянием семья. Для тебя это было бы просто здорово. Думаю — да нет, что там, я совершенно уверен! — что она и правда достаточно глупа, чтобы проникнуться к тебе симпатией. И если бы ты не был таким безнадежным болваном…

— Холли, помолчи, сделай милость, — сказал художник.

На какое-то время Холланден действительно умолк, как его просили, но потом заговорил опять:

— Даже не догадываюсь, зачем они сюда приехали. Должно быть, у свояченицы слабое здоровье. Что-то в этом роде. Она…

— О господи! — воскликнул Хокер. — Тебе что, больше поговорить не о чем?

— Стало быть, ты ее видел, да? — спросил Холланден. — Чего же тогда ожидать от такого человека, как я? Если уж ты, старая дубина…

— Было темно, — запротестовал художник.

— Темно ему было! — сердито повторил Холланден. — А если даже и так, то что?

— Согласись, что подобные обстоятельства меняют представление о рассматриваемом предмете.

— Меняют… Скажешь тоже… К тому же на железнодорожной станции в любом случае было светло. И будь у тебя хоть капля смелости… О-хо-хо, сегодня утром я встал ни свет ни заря! Скажи-ка, ты в теннис играешь?

— Немного, — кивнул Хокер. — А почему ты спрашиваешь?

— Да так… — грустно ответил Холланден. — Барышни Вустер подняли меня еще до завтрака и потащили играть. Там полно и других сумасшедших любителей этого занятия, которые доберутся до меня в самое ближайшее время. Теннис — это ужасно.

— Как же так, ведь обычно ты не привык рвать ради кого-то жилы? — заметил Хокер.

— Так-то оно так, но там, — Холланден показал большим пальцем на пансионат, — все считают меня милым, симпатичным парнем.

— Ну, ничего, я как-нибудь приду и вытащу тебя из этого затруднения.

— Давай, — засмеялся Холланден. — Как раз сыграешь на пару с мисс Фэнхолл против меня и одной из барышень Вустер.

Заглядевшись на окрестный пейзаж, он вновь погрузился в размышления. Хокер изо всех сил пытался сосредоточить мысли на сделанном им наброске.

— Эти волосы… эти глаза… такие цвета всегда разили меня наповал, — мягко заметил Холланден.

— Какие волосы? Какие глаза? — раздраженно покосился на него Хокер. — Я начинаю подозревать, что ты рехнулся.

— Какие волосы? Какие глаза? — передразнил его Холланден, сопровождая свои слова гневным жестом. — Что бы ты понимал, чурбан несчастный…

— Ну, что касается цвета, — тихо молвил Хокер, возвращаясь к работе, — то в этом я как раз понимаю.

Он хмуро посмотрел на холст, потом перевел взгляд на поле перед ним и произнес:

— Вместо того чтобы заботиться о моем будущем, ты бы лучше подумал о себе.

— О себе! — с чувством воскликнул Холланден. — Мой дорогой друг, мое прошлое помечено мраком и тоской. Да у меня…

— Если у тебя что-то, а точнее кто-то, и есть, то только ребенок, — сказал Хокер, глядя другу в глаза.

— Ну да, конечно, — ответил Холланден, качая головой с мудростью пессимиста, — разумеется.

— Брось, Холли, — резко сбавил тон Хокер. — Я не хотел тебя обидеть, но ты просто смешон: сидишь здесь, стенаешь, разглагольствуешь о волосах и глазах.

— Ничего смешного в этом нет.

— Есть, еще как есть, и ты, Холли, это прекрасно знаешь. — Он безнадежно махнул рукой. — Зато ты ехал с ней в поезде, а потом в дилижансе.

— В поезде я ее не видел, — возразил Хокер.

— Зато видел в экипаже. Ах ты, старый плут! Я ночи не сплю, а он спокойно сидит и сказки мне рассказывает.

Холланден спрыгнул с камня и схватил Хокера за плечи.

— Прекрати! — сказал художник.

— Старый плут, ты мне соврал! Соврал! Ну, держись, черт бы тебя побрал, она как раз направляется к нам!

Через несколько дней Холланден, обращаясь к другу, сказал:

— По моим подсчетам, в «Хемлок Инн» сейчас сорок два человека. Из них полтора десятка дам среднего возраста, выступающих с позиций воинствующей благопристойности. Зачем приехали сюда, непонятно, разве что оказаться на одной территории с кем-то еще и испортить всем настроение. Они собираются вместе на крыльце и проверяют на прочность характеры с таким важным видом, будто составляют собой небесный суд присяжных. Приехав в сюда, я тут же окинул окрестности внимательным взглядом, увидел это благородное собрание и закричал: «Вот и они!» Потом, едва переодевшись, влился в их общество в попытке его умиротворить. Теперь практически каждый день я сажусь среди них и вру как заведенный. В глубине души я, конечно, считаю, что их надо повесить, но внешне буквально сочусь восторгом. Знаешь, одна из них не выходила наружу уже восемь дней подряд. Этим утром я сказал ей: «Продолжительные прогулки на свежем воздухе приносят огромную пользу, мэм». А еще я без конца талдычу: «Ваша прямота просто очаровательна!» Разумеется, мне прекрасно известно, что в соответствии с великим законом вселенского равновесия эта ассамблея кумушек считает себя идеальной, а всех остальных — порочными. Но я держусь, дружище. Я расточаю им комплименты. Как следствие, худшим, что мне приходилось от них слышать, была фраза: «А ведь этот мистер Холланден совсем не такой, как другие!» Хм, для литератора это совсем неплохо. — Холланден на минуту задумался и добавил: — Я не иронизирую. Они — славные жены, замечательные матери и все такое прочее. Да что там, ты и сам знаешь. Но до чего же они консервативны! Очень консервативны, — повторил он. — Ненавидят все радикальное. Просто терпеть не могут. Полагаю, потому, что и сами когда-то были такими. Иногда в своих суждениях попадают в самую десятку. Что немудрено, ведь если стрелять такими залпами, кого-нибудь обязательно заденешь. Чтоб их черти забрали!