– Я помогу тебе.

Сабельный шрам вновь перекосил лицо посетителя.

– Я очнь рассчитываю…

Старенький отечественный джип марки «Нива» то и дело устраивал себе грязевые ванны, в коих урчал и похрюкивал от удовольствия, и с места, разумеется, не двигался. Приходилось толкать. Николай Петрович был оставлен в привокзальной гостинице, чтобы не путался под ногами. Так что Степан пыхтел за двоих.

Условились, что Степан свяжется с ним, как только обнаружит колодец. И чтобы до того уважаемый Николай Петрович в деревню не совался. Место ведь проклятое, к пришлым неласковое. Ему-то, Степану, сделать ничего не сможет, а вот несведущего в колдовстве обывателя вполне способно погубить…

Грунтовка, та, что вела от шоссе до пункта назначения, видно, была готова отдаться лишь трактору «Беларусь» с его огромными колесами. А на «Ниву» ей было плевать с большой буквы «П». Приехали только к вечеру.

С дюжину дворов угнездилось на берегу речушки – вот и вся деревенька. Не видно ни зги. Собаки брешут. Поодаль чернеет лес. Перед ним поле, заросшее ракитником, – бывшая колхозная вотчина.

– Весь день к… – проворчал водила, засовывая денежные знаки в карман штормовки. – Добавить бы, командир…

Не то чтобы денег было мало, скорее, наоборот. Просто устал человек. Хотел отстреляться по-быстрому, а пришлось отрабатывать гонорар.

«Как бы и мне так же не вляпаться, – подумал Степан. – А то буду искать колодец до второго пришествия. План треба. Колдун без плана, что баба без пана».

Степан протянул сотенную.

– Удачи! – хлопнул дверцей водила.

«Нива» поползла по проселочной дороге. Метров через пятьдесят увязла.

Мат, перемат, пресвятая богородица!!! Собачий лай заметался по деревне. Из окна ближайшего дома высунулась недовольная рожа:

– Чего орешь?

– Да машина, чтоб ее…

– А…

Окно захлопнулось. И вновь стало темным.

Водила затравленно огляделся:

– Слышь, ну хоть ты помоги, что ли!

Степан неторопливо подошел к «Ниве». Заглянул под колеса.

– Крепко сел… Боюсь, без трактора не выбраться.

– Да где ты – трактора!.. – взорвался водила. – Ночью… Ты хоть попробуй!

Степан честно «попробовал». «Нива» щедро обдала его грязью и закопалась еще глубже.

– Все, абзац! – вынес себе приговор водитель.

– Надо проситься на постой, до утра все равно никого не найдешь. Кстати, меня Степаном зовут.

– Сусанин твоя фамилия, – невесело ухмыльнулся водила. – Ладно, держи «краба». Сам виноват! – Рукопожатие оказалось сухим и жестким. – Серега.

* * *

Найти «постой» оказалось непросто.

Сунулись в один дом, в другой. Хозяева как повымерли – не докричишься. Только раза с четвертого послышалось:

– Ну кого там черт принес?

На крыльце возник мужик. В драном ватнике и с кочергой на изготовку. Барбос так и рвется с цепи.

– Хозяин, на ночлег пустишь? – проорал через калитку Степан.

– Да цыц ты, дура, – прикрикнул на собаку мужик, – ишь, разошелся. – Псина пару раз гавкнула для порядку и унялась. – А скока дашь?

– А сколько надо?

– Ну… Много – не мало…

– Литровки беленькой хватит?

Глазки оживились:

– Добавить бы еще пару чекушек… – мечтательно проговорил мужик.

– Идет.

Мужик заподозрил, что продешевил, но продолжать вымогательство, видимо, постеснялся. Обреченно махнул рукой:

– Ладно уж, заходьте, время позднее, – и, не оборачиваясь, добавил: – У нас всякое случается…

* * *

В сенях пахло керосином и квашеной капустой. Пасмурно – под потолком засиженная мухами лампочка ватт на сорок, не больше. В углу – газовая плита довольно запущенного вида. Под табуреткой, обмазанной бурым суриком, видимо, оставшимся после покраски дома, бандитского вида котяра терзает рыбешку.

Хозяин отодвинул полог.

– Один я, – как бы извиняясь, сказал он, – моя-то уже года три как… Ну, заходьте, чего стали?

Серега саданулся лбом о низкую притолоку и глухо выругался.

– Кланяться надо, когда в хату входишь, – заметил Степан, – не то суседушка[2]обидится, житья не даст.

Мужик уважительно крякнул:

– Знаешь, что говоришь.

Комната оказалась большой и на удивление светлой. Напротив двери, в левом углу, висела старая икона в серебряном окладе. Казалось, что светло именно от нее, хотя, конечно, причина более прозаична – люстра «городского типа», красующаяся под потолком. На окнах – занавески из цветастого ситца, за ними проглядывает аккуратный тюль. Стол убран белой скатертью. В противоположном от иконы углу – русская печка. В устье дымится горшок с картошкой.

Степан невольно сглотнул слюну и втянул дымок.

– Ну и запахи у тебя…

– Светка приходила, – буркнул хозяин, – падчерица.

Степан распахнул дорожную сумку и извлек две поллитровки «Немироффа».

Поставил на стол:

– Это на посидеть, поговорить, ежели не побрезгуешь нашей компанией, конечно. А вот и тебе персональный подарочек, – протянул литровую бутыль «Абсолюта» – в оплату за будущее гостеприимство, как обещал. – Гляди, какая красавица, как слеза…

Мужик замялся:

– Ты это, еще две чекушки обещал…

Степан усмехнулся и достал из сумки пол-литра «Столичной»:

– Уж извини, батя, чекушек не держим, но объем аккурат соответствует.

– Да нам без разницы, в какой таре, – хмыкнул мужик, – хоть в ведро налей!

Хозяин, едва взглянув на «Столичную», засунул бутылку в карман ватника и уважительно принялся разглядывать этикетку «Абсолюта». Вдруг подозрительно посмотрел на Степана и спросил:

– Не паленая?

– Обижаешь, батя! Самая что ни на есть настоящая, а ежели опасаешься, то можно и к кому другому пойти.

– Это я так, на всякий случай, – пробормотал хозяин, нежно поглаживая пузырь. – Вишь, какое дело, давеча мужик у нас один от водяры чуть не помер, вот и сорвалось с языка…

– Ладно, замяли, – поставил точку Степан.

* * *

Вскоре на столе появилась рассыпчатая дымящаяся картошка, приправленная укропом и зеленым лучком. К ней соленые огурцы, черный хлеб и совершенно украинский розовый шмат сала. Сели трапезничать.