В древности существовала добрая традиция: при закладке замка или другого важного строения в основание его замуровывать живую тварь. Сперва в качестве таковой использовали пресловутую девственницу, в более же поздние времена строители ограничивались животными. Видимо, дошло, что дух земли уже немолод, не до девочек…

Великую пользу из этого суеверия извлек Степан году в девяносто пятом, когда «новые русские» кинулись основывать фазенды и обряд «закладки фундамента» стал пользоваться огромным спросом. На побережье Финского залива возвышается по меньшей мере с дюжину коттеджей, в фундаментах которых покоятся косточки крыс. Коттеджи-то стоят, а вот их хозяева сгинули на стрелках да разборках… Видно, не любит дух земли нуворишей.

«Хорошо бы своим заточением я был обязан каким-нибудь чокнутым борцам за права животных, – невесело усмехнулся Степан, – только чует мое сердце, все намного хуже».

С невидимого потолка равномерно падали капли. Спасибо, не на темечко. Степан поймал себя на том, что принялся их считать. Та-а-ак, приплыли, первая стадия. Вторая заключается в том, что начинаешь ждать, когда же раздастся очередное «кап». А о третьей лучше даже не думать…

По закону жанра, в этот момент должна была бы «с жутким лязгом отвориться дверь». Но дверь, разглядеть которую было совершенно невозможно (да и не дверь, а, судя по размерам помещения, «дверка», закрывающая собачий лаз), и не думала отворяться. Не происходило ровным счетом ничего. Тишина, тьма, редкий звон капель.

«Помнится, какой-то русский ученый запротоколировал свою смерть, – подумал Степан, – собрал у смертного одра учеников и описывал, что именно у него холодеет и отнимается и в какой момент. А те перьями скрипели. Гордыня-то какая, если вдуматься. Кто и способен на таинство посягнуть, как не наш соотечественник, с Богом имеющий амбивалентные отношения.

Может, и мне посягнуть, запротоколировать, так сказать. Только не смерть, а попроще – сумасшествие: в левом полушарии промелькнул черт, на периферии зрения показалась жена-покойница, руки тянет, Илья-пророк пальчиком погрозил, апостол Петр кукиш показал, в рай не пускает. Пятна перед глазами. Сознание меркнет, теряю нить, прощайте, товарищи!»

– Эй, пчелочки златые, что ж вы не жужжите?! – неожиданно для самого себя заорал он – нервы сдали. – Выходите, нехристи, биться будем.

Перевел дух:

– Требую адвоката и персональный телевизор в камеру!!!

Опять набрал побольше воздуха:

– Эй, начальник, жрать давай!!!

Он орал еще бог весть сколько, вкладывая в бессмысленные фразы все отчаяние, граничащее с позорной мужской истерикой. Он готов был вгрызаться зубами в стены, только бы проделать лаз. Он готов был превратиться в червя, чтобы уползти отсюда. В тварь дрожащую. Малодушие? Да, черт побери. Жизнь на девяносто девять процентов из него и состоит. А кто не верит, пусть сам посидит в таком местечке.

Случилось чудо – лязгнул засов. На сей раз дверь действительно отворилась. В лицо ударил луч фонаря – «посетитель» присел на корточки.

– Быстро ты очухался! – Лицо говорившего оставалось в тени, но голос был знаком до печеночных колик, Семеныча голос. – Ты не ори, сердешный, часового нервируешь, он у нас криков страсть не любит. Посему пристрелить может. Наверное, знать хочешь, куда попал? Ну, и куда?

– Да просто попал, мужик, – раздался жеребячий гогот, явно исходивший от часового. – Вишь, как бывает – живешь себе, живешь, и вдруг хреном по башке!

– Как тут насчет удобств? – поинтересовался Степан.

– Во дворе, – глумливо заржал охранник.

Вновь лязгнула дверь. Степан погрузился во тьму. По невидимому коридору удалялись шаги.

Значит, за Степаном наблюдают! Для чего? Ждут момента, когда он сломается, чтобы в обмен на освобождение потребовать выкуп? Или религия запрещает убивать, поэтому сектанты запирают свои жертвы в подземелье, и те умирают сами? Тогда зачем ставить часового у двери, не проще ли заварить оную для надежности или завалить камнями. К тому же мразь эта – язычники, а не какие-нибудь альбигойцы, если бы уж решили принести Степана в жертву, то придумали бы что-нибудь более красочное, кровавое. Язычество до крови охоче.

«На том и остановимся, что выкуп хотят», – решил Степан.

Вполне логичная, хоть и небезупречная версия. Что уж греха таить, Степан вовсе не бедствует. Сможет, если надо, набить чемодан деньгами, то бишь баксами. А уж сектанты постараются, чтобы он не скупился.

Впрочем, очевидность замыслов вовсе не предполагает счастливого финала. Скорее наоборот. Получат свое и закопают рядом в лесочке. А то, еще лучше, разведут жертвенный костер. Чтобы лишь обгорелые кости остались.

Перспективочка…

Только и радует, что в ближайшее время его, похоже, не кончат.

На периферии сознания мельтешила какая-то несообразность.

Кажется, все по-прежнему. Та же тишина, те же капли. Тот же сквозняк… Стоп! Сквозняк как раз не тот же. Другой сквознячок. Более истовый, наглый даже. И тянет из вполне определенного места – от двери. А это означает…

Степан пододвинулся поближе. Так и есть – не заперта. Забыли, что ли? Да нет, он точно помнит характерный лязг засова. Значит, кто-то удосужился отодвинуть задвижку, да так, чтобы заключенный не услышал. Смазал машинным маслом, что ли?

– Знаем мы эти штучки, – проворчал себе под нос Степан, – поманят надеждой, а потом со всей дури дубинкой по башке – и обратно. Пару раз такой трюк проделать под разными соусами – и клиент станет как шелковый, на все согласится.

– Эй, уважаемый, – крикнул Степан, – прохладно-с!

Охранник не откликнулся. Выманивают, сволочи!

– Может, притворишь дверку-то?

Тот же результат.

А чего, собственно, Степан теряет? Ну, вернут обратно, как пить дать, вернут. Да и Чернобог с ними. Шансов, конечно, один на миллион, но хоть ноги размять.

Сердце взорвалось барабанной дробью – все же в глубине души теплится надежда, так ее.

Степан придвинулся спиной к самой стене, подобрался. Удар. Дверь нараспашку. От ее соприкосновения со стеной по подземелью прокатился жутчайший гул.

Степан затаился в ожидании заслуженной кары…

Как и было условлено, колдуна держали в бетонной яме. В бункере было много интересных мест… Шершни убеждены, что это всего лишь очередной клиент, которого следует сперва развести на деньги, а потом кончить. Никчемные, пустые людишки, они и не должны догадываться об истинных целях их повелителя.

Кукша шел по полутемному коридору. Иллюминацию провели «личинки» халтурно. Добрая половина люминесцентных ламп лишь эпилептично вздрагивала.

Ступал Кукша бесшумно, по-хитрому ставя босые ступни. Поворот, еще поворот. Охранник увидел его издали, дернулся навстречу. Кукша остановил его жестом, прижал палец к губам. Шершень замер.