— У всего есть свои плюсы и минусы. Устойчивость к внешним угрозам, длительное время работы, способность выполнять опасную для человека работу — неоспоримые преимущества машин. Но ведь мы летим не на обычное задание. Сможет ли машина, в случае чего, принять моральный выбор? Разве бездушный робот — достойный представитель человечества?

— Размышляешь так, будто по прилету мы непременно встретим разумную жизнь. — Василий усмехнулся. — Зеленых человечков, как из старых фильмов.

Рейган пожал плечами.

— Кто знает, кто знает. Будет иронично, если одна из самых первых интерпретаций окажется верной. В любом случае мы должны быть готовы к любому исходу.

— Например?

— Начнем с самого скучного — жизни там не окажется. Про нашу миссию все забудут. Хорошо, если мы вообще вернемся.

— Отчего же?

— За ненадобностью. Зачем людям полторы тысячи лет следить за возвращением экипажа, который так и не узнал ничего нового? Прокладывать маршрут, оставаться на связи? Сам подумай.

— Как был пессимистом, так и остался. Люди не настолько бездушные.

Рейган снова задумался. Этот разговор был для него очередным поединком, и отнюдь не со своим коллегой, как могло показаться на первый взгляд, а с собственным разумом. Но для этого нужен был повод, мотив: неспроста первое радио изобрели на войне. Необходимость защиты от аргументов оппонента заставляла его шевелить извилинами, и с каждым разом выдавать все новые и новые гипотезы и предположения.

— Смотришь через призму времен, в которых жил ты.

— Даже если и так, мы в любом случае будем представлять ценность как путешественники во времени, хоть и не настоящие. Для психологов.

— И без нас полно людей замораживают.

Последнее слово Рейган произнес с некоторой неприязнью.

— В самом деле, кто знает, что за это время случится в нашей системе? — рассуждал Рейган. — Может, жизнь сама нас найдет. И принесет, как бы это странно ни звучало, смерть, если мы будем не готовы.

— К такому разве можно подготовиться?

— Не знаю. Но точно не на том этапе, на котором сейчас наша… хотел сказать «планета». Отголоски прошлого. «Цивилизация» будет правильнее.

— И что, по-твоему, характеризует готовую к первому контакту цивилизацию?

— Думаю, один из самых важных критериев — полное понимание устройства вселенной, ее логики. Но истина познается в сравнении, а сравнивать нам не с чем.

— Пока что.

Василий не отводил взгляда от дрейфующих в бесконечности космоса звезд. Они все мелькали и мелькали. Белые, синие, желтые и красные огоньки так быстро исчезали и вновь появлялись, что глазу было почти не за что ухватиться. Звезды… такие близкие, проносящиеся мимо буквально за долю секунды, но в то же время такие далекие и недостижимые. Даже они: могучие красные гиганты, горевшие слишком ярко, чтобы прожить больше каких-то нескольких миллионов лет; плотные синие карлики, которые, казалось, стремились сжаться в крохотную точку; сверхскоростные кометы, разрезающие пространство своим хвостом из ослепительно-белого тумана — казались сейчас не более значительными, чем очередной обед. Тогда что может значить обычная, человеческая жизнь в масштабах вселенной?

Василий невольно вспомнил свою. Еще в школьные годы он решил для себя, что посвятит жизнь науке. Корни этого стремления шли скорее не от желания прославиться или вписать собственное имя в историю, а от искренней мечты принять участие в продвижении прогресса, ведущего к познанию тайн мироздания. Ему всегда хотелось выйти за рамки, продвинуться дальше и узнать больше. Единственным путем к тому было создание нового.

За свою жизнь Василий написал множество научных статей. Он занимался исследованиями в области радиоволн, а также энергетики, в частности, ядерного синтеза. Он считал, что именно эти направления являются наиболее важными: первое — по причине того, что перелеты становились все более дальними, а способы обмена данными — те же, второе — так как те самые перелеты требовали колоссальных затрат энергии. Он занимался не только теорией, но и практикой: им был спроектирован прототип улучшенного радиоприемника, использовавшегося сейчас на «Горизонте» для принятия сообщений с Земли.

— Как думаешь, почему отправили именно нас? — спросил Василий.

— На то могут быть разные причины. У тебя это опыт.

В конце XXIV века Василий Батурин в составе команды из пяти человек отправился в систему Альфа Центавра, состоящую из трех связанных между собой звезд. Целью экспедиции была экзопланета, вращающаяся вокруг невидимого невооруженным глазом красного карлика Проксима Центавра — ближайшей к Солнцу звезды. Благодаря экспериментам с радием, плутонием и нептунием в атмосфере планеты, удалось открыть новый химический элемент — проксиний, названный в честь места обнаружения.

Воспоминания стали невольно всплывать перед глазами. Плутоний, зажатый в щипцах. Учащенное биение сердца. Беззвучный взрыв. Резкая боль в левой руке. Темная вспышка. Нет, он никогда не забудет, как получил тот шрам. Как он лежал на станции в жилом модуле, то жадно глотая ртом воздух, то проваливаясь в полное беспамятство. Как знакомые голоса, казавшиеся такими далекими, помогли ему найти свет.

— Как думаешь, взял бы себя, если бы сам назначал экипаж? — поинтересовался Василий.

— Думаю, да. — ответил Рейган. — Тебя надо брать в любом случае. Мы с тобой хорошо работаем в комбинации, значит, и меня тоже.

Рейган Хилл был отличным врачом. Скорее всего, одним из лучших, раз смог спасти казавшимся до того момента безнадежным пациента, которого доставили на Землю замороженным в криокапсуле. Так делали всегда, когда кто-то из экипажа получал опасную для жизни травму, которую нельзя было вылечить на месте. В состоянии криптобиоза все процессы жизнедеятельности останавливались, но это отнюдь не значило, что Рейгану было легко реанимировать Василия. Но тогда случилось чудо. То самое, когда у доктора каким-то образом получается исцелить то, что по всем законам исцеляться не должно.

— Ты в целом человек довольно разносторонний. — сказал Василий. — Еще один аргумент «за».

Рейган действительно был многогранной личностью. Помимо основной своей профессии увлекался крионикой. Под его руководством впервые заморозили и разморозили живого человека без повреждений: системы органов, рассудок и память остались в первозданном виде. По этой причине именно ему поручили спасать Василия. Он знал все тонкости заморозки, как никто другой.

Души не чаял в математике и музыке и видел между ними