тюрьме сидел, вроде как за убийство или насилие, а после, под амнистию попал. Мужчина не верил этому, не могли же инспекторы фильтрации позволить отморозку с таким прошлым в школе с детьми работать. Уж они-то точно его проверяли.

— Да не бери в голову, — наконец заговорил мужчина, — может он специально фотографии собирал, чтобы помогать искать пропавших. Он же почетный дружинник в районе, у него вон сколько наград. Медали носит постоянно, не снимая.

— По поводу медалей. Пап, тут такое дело… — забубнил Вадимир. — Мне давно казались некоторые из тех медалей, что носит учитель, уж больно знакомыми.

— Ну конечно, знакомы. Про них, небось, в учебнике все написано.

— Да вот как раз об этих и не написано. Когда я спрашивал у учителя, он многозначительно отвечал, что это «особые медали».

— Может и особые, нам почем знать.

— Но я их видел, и вспомнил, где. Помнишь, до того, как все игры изъяли, у меня был пиратский набор: сабля, шляпа, повязка на глаз, пистолет и монеты. Так вот эти монеты точь-в-точь как медали у учителя.

Набор мужчина прекрасно помнил, подарил его сыну на пятилетие. После войны его действительно конфисковали, как и другие игры, книги, развлекательные гаджеты. Вадим не хотел отдавать пиратский набор, плакал, просил оставить, но раз сказано было все сдать, ничего не оставалось. По новым законам у людей изымали все, что могло повлиять на разложение и отупение детских умов. Ребенок не должен быть совращен красочными цветами, примитивными играми, фантазийными мирами и прочей развлекательной ересью. Тогда и были созданы детинцы, где ребенка учили по новым правилам.

— Да ты перепутал. Как монеты из старой, запрещенной и уничтоженной игры могут оказаться медалями на груди почетного ветерана? Не выдумывай.

— Да вот, смотри.

И Вадимир, пролистав несколько страниц фотоальбома, ткнул в одну из карточек. На фотографии был он, перед большим тортом с зажжённой свечкой в форме цифры пять. В одной руке мальчик держал саблю, а в другой монету.

— Это точно она. Я не ошибаюсь. Зачем он их носит? Почему за медали выдает? Может и нет у него медалей-то никаких?

— Ты это брось, — резко отреагировал мужчина. — Клеветать, на того, кого власть поддерживает, запрещено. Неприкасаемые они.

Мужчину начал одолевать страх. А что, если сын еще об этом кому-то рассказал? А что если донесут на него и на всю их семью? Будет выговор? Или зарплаты лишат? Да так вообще с работы выгнать могут.

— А ты кому-нибудь об этом еще говорил? — осторожно спросил мужчина.

— Нет, только тебе.

— Вот и хорошо, — выдохнул он. — Забудь про все. Ничего ты не видел. Фотографию эту лучше выбросить. Да и вообще, зачем тебе фотоальбом, что ты его обнимаешь постоянно?

Мужчина хотел было выхватить альбом из рук сына, но тот увернулся.

— Там детство мое. Мои воспоминания. Мои мечты. Вот у тебя, пап, какая мечта?

«Мечта» — задумался мужчина. Чего же он хочет? К чему стремится? И тут в памяти возник образ начальника завода. Этот человек был высшим эталоном и недостижимым идеалом. В нем казалось прекрасно все: тучная фигура, гладкое, словно маска, лицо, короткие и толстые пальцы, туго перетянутые массивными перстями. Он не общался с простыми рабочими, да и вообще не ходил по заводу, он парил от проходной до своего кабинета — особое место, о великолепии которого судачили рабочие. Для всех на заводе кабинет начальника — это святая святых и тайное тайных. Только один раз мужчине посчастливилось побывать там, о чем в последствии он вспоминал с благоговением. Кабинет был огромный. На полу лежал толстый бардовый ковер. Большую часть помещения занимал длинный стол, в самом начале которого возвышалось величественное кресло, больше похожее на трон. Оно было обтянуто кожей, на подлокотниках и изголовье блистали разных размеров и форм камни. Это была единственная мебель для сиденья, так как иные присутствующие в кабинете должны были выказывать свое уважение и почтение стоя. Под потолком висела пятиярусная золотая люстра с множеством лампочек. Стены обиты красным деревом и украшены золотыми светильниками. Вместо бесполезных книг, иной печатной документации и канцелярских принадлежностей, на одной из стен в рамке висел документ — новейшая версия конституции Велиции, изданная на трех листах. Но главным украшением кабинета была не она, не массивные колонны, изрядно обвешанные лепниной, и даже не позолоченные статуи пузатых ангелочков, а четыре портрета Верховного Вождя. Восхищала не только их красота, а само расположения, сама задумка: на против двери, прямо над головой начальника, портрет был нарисован анфас — осуждающим и строгим взглядом смотрел на каждого входящего; на правой и левой стенах изображен профиль — голова Вождя на каждом повернута в сторону первого портрета, как бы указывая присутствующим куда нужно смотреть; а над самой дверью Вождь нарисован с затылка — когда выходишь из кабинета, кажется, что идешь вслед за ним, на исполнение правого дела. Вот о таком можно мечтать! О длинном столе, начищенных до блеска статуях, украшенном драгоценностями троне и возвышающемся над твоей головой лике Вождя.

Мужчина вздохнул. О такой мечте нельзя просто так болтать, нужно сказать что-то красивое, великое.

— Как говорят: каждая пешка мечтает стать конем, — изрек он.

Почему-то сказанная фраза не произвела должного впечатления на сына, и мужчина насмешливо спросил:

— А ты-то, о чем мечтаешь?

— Я вот… — Вадимир опять заглянул в альбом и задумчиво произнес — хочу, чтобы сестра в свои пять лет тоже знала вкус сахарной ваты, а еще что такое луна-парк и карусели, чтобы на батуте вместе с ней попрыгать и послушать как она звонко смеется.

— Ну разве это мечта. Ничего ты о жизни не знаешь.

— Конечно не знаю и не понимаю. Почему мы так живем? Почему променяли квартиру, где у меня была своя комната, на одну комнату для всех? Почему мы не ходим гулять всей семьей в парк? И что вообще случилось с нашим парком? Почему сестра знает где ее место при построении фигуры ромба, но до сих пор не умеет говорить? Почему у нас была другая жизнь и кто ее отнял? Кого вообще мы освобождали на освободительной операции?

— Свою родину, страну, ценности, — гордо ответил мужчина.

— Ну раз мы защищались, то почему напали первыми? — не унимался сын.

«И как его только терпят в школе? — Подумал мужчина. — Не выйдет из парня достойного члена общества».

— Мы предугадали нападение на нас, оказались умнее.

— А кто же хотел на нас напасть?

— Вот глупый! — Начал злиться мужчина. — Все! Все страны против нас объединились. Завидовали нашему величию, нашей